Лэрри Бонд, Том Клэнси

Красный шторм поднимается

1. Фитиль зажжен

Нижневартовск, Россия
Они двигались быстро, неслышно и целеустремленно под прозрачным звездным ночным небом Западной Сибири. Это были мусульмане, хотя говорили они по-русски, правда, с напевным азербайджанским акцентом, отчего-то казавшимся забавным руководству предприятия, которое почти сплошь состояло из русских. Трое из них только закончили сложное и трудное дело — на железнодорожной сортировочной станции открыли на трубопроводах сотни вентилей. Руководил ими Ибрагим Толказов, хотя впереди шел не он. Первым беззвучно двигался высокий и широкоплечий Расул, бывший сержант МВД. Этим вечером он уже убил шестерых — троих выстрелами из пистолета, скрытого сейчас курткой, и еще троих — голыми руками. Никто не слышал этого. Нефтеперерабатывающий завод — шумное место. Трупы затащили в тень, и все уселись в машину Толказова — предстоял заключительный этап операции.
Центр управления огромным заводом размещался в современном трехэтажном здании, расположенном, как и полагается, посреди комплекса. Отсюда во все стороны по меньшей мере на пять километров виднелись заводские сооружения — колонны каталитического крекинга, ректификационные колонны, емкости для нефтепродуктов, и, самое главное, отсюда расходились тысячи километров магистральных трубопроводов большого диаметра, превращавших Нижневартовск в один из самых крупных нефтеперерабатывающих комплексов в мире. Холодное зимнее небо освещали пылающие факелы сопутствующих газов, а в воздухе стоял густой запах продуктов переработки нефти: авиационного керосина, бензина, дизельного топлива, смазочных масел и сложных нефтехимических продуктов.
На собственных «жигулях» Толказова они подъехали к кирпичному зданию без окон, инженер поставил машину на стоянке в отведенном для него месте и в одиночку направился ко входу. Его товарищи пригнулись на заднем сиденье, чтобы их не видели снаружи.
Ибрагим открыл стеклянную дверь и поздоровался с охранником, который улыбнулся в ответ и протянул руку за пропуском. Строгие меры безопасности были необходимы, но поскольку их ввели более сорока лет назад, контроль перестали воспринимать всерьез, считая, что это всего лишь одна из бесчисленных бюрократических рогаток, так распространенных в Советском Союзе. Охранник уже успел не однажды приложиться к бутылке — единственному утешению в этом суровом и холодном крае России. Фигура инженера расплывалась у него перед глазами, а улыбка была всего лишь отработанной. Протягивая пропуск, Толказов как бы случайно обронил его, и охранник сделал неверный шаг вперед и наклонился, чтобы поднять пропуск с пола. Выпрямиться он не успел. Последнее, что он почувствовал — это холодное дуло пистолета, упершееся ему в затылок, и он так и не успел понять, почему умер — или отчего. Ибрагим обогнул стол и взял автомат, который охранник обычно не без гордости держал под рукой, проверяя пропуска у проходивших мимо инженеров. Толказов поднял мертвое тело и усадил в кресло, положив голову убитого на стол, — ничего удивительного: еще один в ночную смену заснул на своем посту. После этого Толказов выглянул наружу и взмахом руки позвал товарищей. Расул и Мухаммед подбежали ко входу.
— Наш час настал, братья, — торжественно проговорил Толказов, передавая АК-47 и пояс с запасными магазинами своему рослому другу.
Расул подкинул в руке автомат, проверил, есть ли патрон в патроннике и снято ли оружие с предохранителя, потом он перекинул ремень через плечо, прикрепил к стволу штык и произнес первую за весь вечер фразу:
— Нас ждет рай.
Толказов пригладил волосы, поправил галстук, пристегнул к белому лабораторному халату пропуск и первым стал подниматься по лестнице высотой в шесть пролетов.
Согласно установленным правилам, войти в главный центр управления комплексом можно было только после того, как тебя узнает в лицо один из дежурных инженеров. Так случилось и на этот раз. Николай Барсов удивился, увидев в дверной глазок лицо Толказова.
— Но ведь сейчас не твоя смена, Иша.
— Сегодня днем вышел из строя один из клапанов, а я забыл перед уходом проверить, удалось ли его отремонтировать. Вы ведь знаете — вспомогательный клапан на трубопроводе номер восемь, который перекачивает керосин. Если завтра окажется, что он все еще неисправен, придется отключать трубопровод и направлять поток по дублирующей трассе, а вам известно, что это значит. Барсов согласно кивнул:
— Верно, Иша. — Пожилой инженер думал, что молодому азербайджанцу нравится, как русские коллеги сократили его мусульманское имя Ибрагим, превратив его в забавную кличку. Но он жестоко ошибался. — Отойди назад и дай мне открыть этот проклятый люк.
Тяжелая стальная дверь распахнулась наружу. До этого момента Барсов не видел стоявших у стены Расула и Мухаммеда, а сейчас у него просто не осталось на это времени. Три пули калибра 7,62 миллиметра, выпущенные из «Калашникова», пробили ему грудь.
В центре управления находились двадцать дежурных инженеров. Помещение походило не столько на пост управления гигантским нефтеперерабатывающим комплексом, сколько на центр управления железной дорогой или электростанцией. На высоких стенах размещались схемы трубопроводов, сотни разноцветных огоньков на них указывали, какой именно клапан работает и в каком режиме. И это была всего лишь общая схема. Состояние на отдельных участках комплекса отражали отдельные дисплеи. Все это контролировалось компьютером, но половина сменных инженеров, тем не менее, постоянно следила за функционированием бесчисленных трубопроводов, вентилей и клапанов. Дежурные инженеры не могли не услышать грохот короткой очереди.
Но все были безоружны.
Неторопливо, с особым вниманием Расул пошел по огромному залу, умело, с одного выстрела, убивая каждого инженера. Сначала они вскакивали, пытаясь бежать, а затем поняли, что он все равно загонит их в угол, как овец, убивая по пути. Двое проявили достаточное самообладание и схватились за трубки телефонов внутренней связи, чтобы вызвать подразделение быстрого реагирования КГБ. Расул застрелил одного из них, однако второй пригнулся, юркнул за панель управления и кинулся к выходу, где стоял Толказов. Азербайджанец увидел, что это Борис, секретарь их партийной организации, инженер, который «водил дружбу» с Толказовым и превратил его в «ручного кавказца», любимца русских инженеров. Ибрагим помнил каждый случай, когда этот безбожник, эта мерзкая свинья покровительственно и свысока разговаривал с ним, едва скрывая снисходительную усмешку, — еще бы, кавказский дикарь, привезенный на развлечение своим русским хозяевам. Толказов поднял пистолет.
— И-и-иш-а-а! — в ужасе завопил потрясенный Борис. Толказов хладнокровно выстрелил в раскрытый в крике рот, надеясь, что русский не умрет сразу и успеет услышать презрение в голосе азербайджанца:
— Неверный. — Он с благодарностью взглянул на Расула, что тот не застрелил этого ублюдка и предоставил такую возможность ему. Теперь Толказов успокоился. Пусть его молчаливый друг убивает остальных.
Оставшиеся еще в живых кричали, в Расула летели чашки, стулья, инструкции. Людям некуда было бежать, они не могли скрыться от этого громадного смуглого убийцы. Некоторые подняли руки, тщетно умоляя о пощаде. Некоторые даже молились вслух — однако они обращались не к Аллаху, что могло бы спасти им жизнь. Шум почти стих, когда Расул приблизился к залитому кровью углу. На лице его появилась довольная улыбка — он направил дуло автомата на залитое слезами и потом лицо последнего оставшегося в живых и пристрелил его, уверенный, что этот неверный будет прислуживать ему в раю. Расул выбросил пустой магазин и вставил новый, затем повернулся и пошел обратно через центр управления. В каждое лежащее тело он тыкал штыком и еще по разу выстрелил в четверых, подавших признаки жизни. Он смотрел на трупы с мрачным удовлетворением. Убито не меньше двух десятков свиней-безбожников. Стало меньше на два десятка иноземцев-оккупантов, стоящих между его народом и Пророком. Вот уж действительно труд во славу Аллаха!
Третий в их группе, Мухаммед, тем временем исполнял свою часть плана. Он прошел в дальний угол центра управления и переключил руководство всеми системами с автоматического, компьютерного, на аварийное, когда управление переходило в руки инженеров. При этом с помощью нескольких простых приемов он обошел все автоматические системы безопасности.
Будучи человеком методичным, Ибрагим месяцами планировал каждый шаг этой операции, он знал их все наизусть, но все-таки хранил в кармане список этапов, которые следовало теперь пройти. Он достал этот листок, развернул его и положил на столик перед главным контрольным дисплеем, потом окинул взглядом остальные экраны, чтобы сориентироваться должным образом, и сделал паузу.
Из нагрудного кармана азербайджанец извлек свою величайшую реликвию — оставшуюся от деда половину Корана и открыл наугад. Это оказался отрывок из суры «Добыча». Дед Ибрагима Толказова был убит во время одного из тщетных восстаний против правления Москвы, отец покрыл себя позором, беспомощно угодничая перед государством безбожников, а самого Толказова русские учителя в школе обманули, сделав атеистом. Другие русские сделали из него инженера-нефтяника, чтобы он мог работать на самом лучшем государственном нефтеперерабатывающем заводе в Азербайджане. И только после всего этого Толказов постиг Аллаха, Господа своих предков. Он понял это, слушая слова дяди, подпольного имама, оставшегося верным Аллаху и продолжавшего хранить растрепанные остатки Корана, с которым шли в бой воины Аллаха. Толказов прочитал отрывок на выцветшей странице: «Вот ухищряются против тебя те, которые не веруют, чтобы задержать тебя или умертвить, или изгнать. Они ухищряются, и ухищряется Аллах. А ведь Аллах из ухищряющихся!»
Толказов улыбнулся, уверенный, что прочитанный им отрывок был окончательным Знаком, указующим на правильность плана, задуманного Тем, который намного мудрее и могущественнее его самого. Без угрызений совести, спокойно он принялся за осуществление шагов, предписанных ему судьбой.
Сначала бензин. Толказов закрыл шестнадцать контрольных клапанов — самый ближний находился в трех километрах отсюда — и открыл десять других. В результате восемьдесят миллионов литров бензина хлынуло на землю из множества уже ранее открытых ими вентилей, через которые топливо заливали в цистерны. Бензин воспламенился не сразу. Мусульмане не оставили никаких зажигательных устройств, которые привели бы к началу катастрофы, первой из многих запланированных ими. Толказов рассуждал так: если они действительно были рукой Аллаха, то Господь сам позаботится о такой мелочи.
И Он позаботился. Грузовик, проезжавший через сортировочную станцию, повернул слишком круто, его занесло на залитом бензином асфальте, и он ударился бортом о металлический столб освещения. Для взрыва хватило одной искры — а из открытых вентилей продолжали хлестать сотни тонн бензина.клапанами на многокилометровых магистральных трубопроводах Толказов решил поступить иначе. Вознося хвалу Аллаху за то, что Расул был таким искусным стрелком и не повредил ничего важного в центре управления, он быстро ввел в компьютер команду. Магистральный нефтепровод, по которому перекачивалась нефть с ближайшего промысла, имел два метра в диаметре, и от него отходило множество трубопроводов, что вели к отдельным скважинам. Нефть текла по этим трубам благодаря работе мощных перекачивающих станций. По команде Ибрагима компьютер быстро открыл и тут же закрыл клапаны на трубопроводах, и от гидравлического удара они лопнули в десятках мест. Поскольку система работала в аварийном режиме, турбогенераторы продолжали перекачивать нефть. Потоки легкой сырой нефти хлынули из трубопроводов, и снова потребовалась всего лишь одна-единственная искра, чтобы воспламенить колоссальное количество нефти. Холодный зимний ветер погнал стену пламени дальше…, и тут лопнули трубопроводы в том месте, где бензин, смесь различных нефтяных фракций и газ пересекали реку Обь.
— Зеленые фуражки! — раздался крик Расула, предупреждающий о появлении группы быстрого реагирования КГБ. Вооруженные солдаты стремительно поднимались по лестнице. Короткая очередь Расула сразила двоих, что бежали первыми, и остальные остановились, прячась за поворотом лестницы, пока молодой сержант, руководивший группой, пытался понять, что за чертовщина здесь происходит.
Автоматические сирены, предупреждающие о пожаре, ревели вокруг Толказова. На главной схеме появились контуры четырех стремительно растущих пожаров, границы которых были обозначены мигающими красными огоньками. Толказов подошел к главному компьютеру и вынул из него дискету с программой управления комплексом. Запасные дискеты находились в запертом сейфе на первом этаже, а те, кто знали комбинацию, с помощью которой можно было открыть сейф, лежали сейчас в центре управления мертвыми. Мухаммед стал обрывать провода, ведущие ко всем телефонным аппаратам в зале. Внезапно здание вздрогнуло от мощного взрыва — в двух километрах от него взорвалось бензохранилище.
И тут же Толказова заставил обернуться взрыв гранаты — солдаты КГБ перешли к решительным действиям. Расул открыл ответный огонь, и вопли умирающих едва не заглушили пронзительный рев пожарных сирен. Толказов поспешил в угол. Пол был скользким от крови. Он открыл дверцу, за которой находился главный распределительный щит, рванул на себя рубильник и разрядил в щит пистолет. Ремонтникам, которые попытаются что-либо исправить, придется работать в темноте.
Дело сделано. И тут Ибрагим увидел на площадке лестницы массивную фигуру своего друга. Смертельно раненный осколками гранаты, Расул согнулся и прислонился к стене, силясь не упасть, до последнего мгновения охраняя своих товарищей.
— Во имя Аллаха милостивого, милосердного! — вызывающе выкрикнул Толказов, обращаясь к солдатам группы быстрого реагирования, не знавшим ни единого слова по-арабски. — Господ небес и Господ земли, он спасет меня от ухищрений диавола…
Сержант КГБ выпрыгнул на середину нижней площадки и первой же очередью выбил автомат из безжизненных рук Расула. Две ручные гранаты влетели в центр управления, и сержант тут же снова скрылся за поворотом лестницы.
Бежать было некуда — и незачем. Ибрагим и Мухаммед неподвижно стояли у дверей, глядя на катящиеся по кафельному полу гранаты. Вокруг них пылал, казалось, весь мир, и теперь из-за того, что сделали они трое, действительно вспыхнет целый мир.
— Аллах акбар!
Саннивейл, штат Калифорния
— Боже милосердный! — выдохнул старший сержант. Пожар, начавшийся на сортировочной станции Нижневартовска, где велась заливка цистерн бензином и дизельным топливом, оказался настолько мощным, что привел в действие спутник системы раннего оповещения о ракетно-ядерном нападении, застывший на геостационарной орбите на высоте двадцати четырех тысяч миль над Индийским океаном. Сигнал тревоги тут же поступил на секретную станцию связи ВВС США.
Старшим дежурным на станции связи со спутниками раннего обнаружения был полковник ВВС. Он повернулся к технику и коротко бросил:
— Координаты!
— Слушаюсь, сэр. — Сержант набрал команду на клавиатуре компьютера. Команда поступила на спутник, и камеры переключились на другой диапазон чувствительности. Яркость вспышки на экране уменьшилась, и спутник мгновенно обнаружил источник термальной энергии. Управляемая компьютером карта на экране рядом с визуальным дисплеем тут же выдала точные координаты. — Сэр, это пожар на нефтеперерабатывающем заводе. Бог мой, похоже, там настоящая катастрофа! Полковник, через двадцать минут над Россией пролетит наша «большая птичка», и ее курс проложен на расстоянии ста двадцати километров от места пожара.
— Понятно, — кивнул полковник. Он не сводил взгляда с экрана, стараясь убедиться, что источник тепловой энергии неподвижен. Правой рукой он поднял трубку «золотого телефона» — прямой линии связи со штабом НОРАД — Объединенной системы противовоздушной обороны Североамериканского континента, — расположенным в глубине горы Шайенн, штат Колорадо.
— Говорит станция управления «Аргус». У меня молния для главнокомандующего Объединенной системой противовоздушной обороны Североамериканского континента.
— Подождите у телефона, — произнес первый голос.
— Главнокомандующий НОРАД слушает, — произнес второй.
— Сэр, это полковник Бернетт из «Аргуса». Наши приборы зарегистрировали мощную вспышку тепловой энергии в точке с координатами шестьдесят градусов пятьдесят минут северной широты и семьдесят шесть градусов сорок минут восточной долготы. В соответствии с нашим списком это нефтеперерабатывающий завод в Западной Сибири. Тепловой источник неподвижен, повторяю, неподвижен. Через двадцать, два-ноль, минут поблизости от места вспышки пролетит наш разведывательный спутник КН-11. По моим предварительным расчетам, генерал, источник тепловой энергии — гигантский пожар на нефтеперерабатывающем комплексе.
— Они не пытаются ослепить лазером вашу птичку? — спросил главнокомандующий НОРАД. В конце концов, всегда существовала вероятность того, что Советы попробуют поиграть с американским спутником.
— Нет, сэр. Наземный источник света проходит в инфракрасном и всех видимых диапазонах и не является, повторяю, не является монохроматическим. Через несколько минут мы будем знать больше, сэр. Пока все данные указывают на крупный наземный пожар.
Спустя тридцать минут догадка подтвердилась. Разведывательный спутник КН-11 пролетел в районе пожара достаточно близко, чтобы все восемь телевизионных камер у него на борту успели заснять царящий внизу хаос. Полученная информация была передана на геостационарный спутник, и Бернетт мог следить за происходящим в «реальном времени», «живьем» и к тому же в цветном изображении. Пожар успел охватить половину гигантского нефтеперерабатывающего комплекса и больше половины находящихся поблизости скважин. Из лопнувших магистральных трубопроводов горящая нефть и легкие фракции стекали в реку Обь. Американцы видели, как стремительно распространяется пожар, подгоняемый сильным ветром, скорость которого у поверхности была не менее сорока узлов. Район пожара был наполовину закрыт облаком дыма, и его трудно было рассмотреть в видимом диапазоне, но инфракрасные сенсоры проникали сквозь облако и указывали на множество источников теплового излучения, которые могли быть только огромными озерами пылающих нефтепродуктов. Сержант, что дежурил с полковником Бернеттом, был родом из восточного Техаса и юношей работал на нефтедобывающих скважинах. Он нажал на клавишу, на экране появились фотографии района пожара при дневном свете, и он сравнил их со снимками на соседнем визуальном дисплее, чтобы выяснить, какие части комплекса охвачены пожаром.
— Черт побери, полковник. — Сержант покачал головой, глядя на экраны широко раскрытыми от удивления глазами. Он заговорил тоном человека, разбирающегося в этом деле:
— Можно считать, что нефтеперерабатывающий завод полностью уничтожен, сэр. Пламя, подгоняемое ветром, будет распространяться и дальше, и ничто в мире не сможет его остановить. Считайте, завод полностью уничтожен, стерт с лица земли, будет гореть еще дня три-четыре, а часть его не потухнет еще неделю. И если им не удастся найти способ потушить пожар, похоже, что и нефтяное месторождение со всеми вышками и оборудованием тоже выгорит дотла, сэр. Когда наша «большая птичка» будет снова пролетать над этим районом, мы увидим, что скважины тоже пылают, из них выплескивается горящая нефть… Господи, не думаю, что даже сам Красный Адэр, мастак по тушению нефтяных пожаров, взялся бы за это дело.
— Значит, весь комплекс охвачен пламенем и может сгореть полностью? Н-да… — Полковник Бернетт наблюдал за изображением на экране, где повторно демонстрировалась сцена пожара, заснятая разведывательным спутником и записанная на пленку. — Это их самый современный и крупный нефтяной комплекс. Его гибель нанесет немалый ущерб производству нефтепродуктов — ведь им придется перестраивать все с самого начала. Так что им понадобится изыскивать новые источники газа и дизельного топлива. Да, к чести Ивана можно сказать, что уж если у него происходит крупная катастрофа в промышленности, то по масштабам ее никто не переплюнет. Большие неприятности для наших русских друзей, сержант.
На другой день это заключение было подтверждено ЦРУ, а еще через сутки разведывательными службами Англии и Франции.
И все эти заключения оказались ошибочными…

3. Cоотношение сил

Москва, Россия
— Они даже не поинтересовались моим мнением, — объяснил начальник Генерального штаба маршал Шавырин. — Никто не попросил меня представить мою оценку поставленной задачи. Политическое решение было уже принято, когда меня вызвали вечером во вторник. Я уж и не помню, когда последний раз министр обороны просил меня представить аргументированное, тщательно обдуманное решение по какой-нибудь проблеме.
— И что ты ответил? — спросил маршал Рожков, главнокомандующий сухопутными войсками.
На лице начальника Генерального штаба появилась мрачная ироническая улыбка:
— Я ответил, что Вооруженные силы Советского Союза смогут выполнить поставленную задачу, если получат четыре месяца на подготовку.
— Четыре месяца… — Рожков повернулся и посмотрел в окно. — Этого недостаточно.
— Боевые действия начнутся пятнадцатого июня, — ответил Шавырин. — Мы обязаны успеть к этому сроку, Юрий. Что еще мог я сказать на Политбюро? Или ты полагаешь, что мне следовало ответить: «Извините, товарищ генеральный секретарь, но Советская Армия не в силах выполнить эту задачу?» Меня мигом сняли бы с моего поста, а начальником Генерального штаба назначили бы кого-то более послушного — ты догадываешься даже кого. Если тебе так уж хочется исполнять приказы маршала Бушарина…
— Этого идиота! — не удержался Рожков. Именно в соответствии с планом, составленным тогдашним генерал-лейтенантом Бушариным, советские войска вошли в Афганистан. Ничтожество с профессиональной точки зрения, Бушарин обладал надежными политическими связями, которые не только спасли его шкуру после бесчисленных неудач в Афганистане, но и способствовали успешному продвижению к вершинам военной карьеры. Хитрый мужик, этот Бушарин. В жизни не принимал участия в боевых действиях, проводимых в горной местности, но умело ввернул про свой план военной кампании и посетовал, что его блестящий план не смогли должным образом осуществить. В результате его назначили командующим Киевским военным округом, а это традиционно — золотые ворота к маршальским звездам.
— Словом, тебе хотелось бы видеть его в этом кабинете и ходить под ним? — спросил Шавырин. Маршал Рожков молча покачал головой. Они были близкими друзьями еще с тех пор, когда оба командовали танковыми подразделениями в одном полку, назначенные на свои должности как раз накануне решающего броска к Вене в 1945 году.
— Как все это произойдет? — поинтересовался Рожков.
— Операция «Красный шторм», — коротко ответил Шавырин;
«Красным штормом» был назван план наступления механизированных войск на Западную Германию, Бельгию, Нидерланды и Люксембург. Этот план непрерывно обновлялся соответственно переменам в состоянии сил обеих сторон. Суть его сводилась к молниеносной кампании продолжительностью в две-три недели в случае резкого, ухудшения отношений между Востоком и Западом. Согласно советской стратегической доктрине он предусматривал внезапность как необходимое условие успеха и основывался на применении исключительно обычного вооружения, без использования ядерного оружия.
— По крайней мере они не собираются пускать в дело ядерные заряды, — пробормотал Рожков. Существовали и другие планы с иными названиями, основанные на разных сценариях, причем многие включали в себя применение ядерного оружия — как тактического, так и стратегического. Военачальники, как правило, относились к использованию ядерного оружия резко отрицательно. Несмотря на то что их политические хозяева нередко прибегали к угрозам самого разного толка, профессиональные военные отлично понимали, что применение ядерного оружия влечет за собой самые ужасные, совершенно непредсказуемые последствия. — Как относительно фактора внезапности?
— Прикрытие будет состоять из двух этапов. Первый является чисто политическим и будет направлен против Соединенных Штатов. Второй незадолго до начала военных действий готовится КГБ. Ты знаком с ним — группа «Норд» Комитета госбезопасности. Мы обсуждали его два года назад.
Рожков недовольно покачал головой. Группа «Норд» представляла собой специальный комитет, состоящий из руководителей различных управлений КГБ, который был создан в середине семидесятых годов тогдашним председателем Андроповым. Целью комитета было разработать средства, которые раскололи бы НАТО, ослабили единство этого союза и вообще вели политические и психологические операции, направленные на подрыв Запада. Больше всего группа «Норд» гордилась разработкой плана подрыва военной и политической структуры НАТО накануне начала военных действий. Но насколько успешным окажется этот план? Маршалы обменялись ироничными улыбками. Подобно большинству профессиональных военных, они с презрением относились к шпионам и их планам.
— Четыре месяца, — повторил Рожков. — Нам нужно сделать так много за это время. Что, если магия КГБ не сработает?
— Вообще-то у них хороший план. В конце концов нужно ввести Запад в заблуждение всего на неделю, хотя лучше на две. Решающим, конечно, будет то, как быстро войска НАТО достигнут состояния полной боевой готовности. Если только удастся замедлить процесс их мобилизации на семь дней, победа гарантирована…
— А если нет? — резко бросил Рожков, отлично понимая, что даже семидневная задержка не может гарантировать победы.
— Тогда нет гарантии, но баланс сил все равно в нашу пользу. Ты ведь знаешь это, Юрий. — Вопрос о всеобщей мобилизации в стране никогда не обсуждался с начальником Генерального штаба.
— В первую очередь необходимо подтянуть дисциплину в войсках, — заметил главнокомандующий сухопутными войсками. — И мне следует немедленно поставить в известность всех командующих группами войск. Нужно срочно браться за боевую подготовку. Каково положение с горючим?
Шавырин молча протянул другу свои записки.
— Могло быть еще хуже. Нас обеспечат горючим для самой напряженной боевой подготовки. Перед тобой нелегкая задача, Юрий, но четыре месяца — немалый срок, разве нет?
Рожков знал, что четырех месяцев недостаточно, но говорить об этом не имело смысла.
— Значит, у меня четыре месяца для укрепления военной дисциплины. Ты развязываешь мне руки?
— До определенного предела.
— Одно дело заставить рядового по приказу сержанта вытягиваться по стойке «смирно», и совсем другое — укрепить дисциплину среди офицеров, что привыкли писать бумаги, сидя в тепле. Вот кого надо подтянуть. — Рожков не решился выразить свою точку зрения прямо и недвусмысленно, но его начальник все понял.
— Предоставляю тебе свободу действий и в том и в другом случае. Только прошу тебя, действуй осторожно — ради нас обоих. Рожков кивнул. Он уже решил, кому поручить это задание.
— С теми, кем мы командовали сорок лет назад, Андрей, с осуществлением «Красного шторма» не было бы проблем. — Маршал опустился в кресло. — Хотя, по правде говоря, сейчас в нашем распоряжении такие же новобранцы, а оружие намного совершенней. Проблема только в одном — удастся ли нам за четыре месяца превратить этих мальчишек в закаленных солдат. Вот в чем вопрос. Когда наши танки ворвались в Вену, в них сидели обстрелянные ветераны…
— Но ведь ветеранами были и эсэсовские ублюдки, сопротивление которых мы опрокинули, — улыбнулся Шавырин, вспоминая события далекого прошлого. — Не забудь, что и на Западе действуют те же силы, которые ослабляют и развращают молодежь, возможно, даже больше нашего. Будет ли эффективным их сопротивление — оборона разобщенных, застигнутых врасплох армий? Я считаю операцию «Красный шторм» осуществимой. Наше дело — приложить к этому все усилия.
— В понедельник состоится встреча с командующими всех групп войск. Я сам поставлю перед ними задачу.
Норфолк, штат Виргиния
— Надеюсь, вы хорошо о нем позаботитесь, — произнес мэр.
Прошло мгновение, прежде чем эти слова дошли до сознания капитана третьего ранга Даниела 3. Макафферти. Атомный подводный ракетоносец «Чикаго» вошел в строй всего шесть недель назад. Завершающая фаза его оборудования после спуска на воду была отложена из-за пожара на верфи, а церемония собственно спуска скомкана ввиду отсутствия мэра Чикаго, которого задержала забастовка персонала муниципалитета. Ракетоносец только вернулся на базу после напряженных испытаний в Атлантике, длившихся пять недель, и сейчас команда грузила на борт провизию и боеприпасы, готовясь к первому боевому дежурству. Макафферти был зачарован своим новым судном, глядя на все вокруг восхищенным взглядом. Он провел мэра Чикаго по широкой выпуклой палубе подводного ракетоносца — с, этого начинался осмотр любой подводной лодки, хотя на палубе не было ничего, что заслуживало бы особого внимания.
— Простите, сэр? — не понял он.
— Я сказал, что надеюсь, наш корабль находится в надежных руках, сынок, — произнес мэр.
— Мы называем их лодками, сэр, несмотря на размеры, и заботимся о них, словно о детях. Вы позволите пригласить вас в кают-компанию?
— Опять спускаться по трапам… — Мэр сделал вид, что хмурится, но Макафферти знал: этот человек, способный держать в руках огромный город, еще несколько лет назад был начальником пожарной службы. Как бы он пригодился в свое время, промелькнуло в голове капитана. — Куда вы направляетесь завтра?
— В море, сэр. — Капитан начал спускаться по отвесному трапу, и мэр последовал за ним.
— Я так и подумал. — Для шестидесятилетнего мужчины мэр весьма бодро спускался по стальным ступенькам. Через несколько секунд они уже стояли на палубе. — А чем конкретно вы занимаетесь на этих лодках?
— На флоте мы называем это океанографическими исследованиями, сэр. — Макафферти повел мэра в сторону носовой кают-компании, лукавой улыбкой снимая напряжение неловкого вопроса. На подводном ракетоносце «Чикаго» события развивались очень быстро. Командование Военно-морского флота США хотело убедиться в том, насколько эффективной была новая система, позволявшая максимально уменьшить акустику лодки при движении под водой. Результаты испытаний на акустическом полигоне у Багамов выглядели многообещающими, и теперь командование намеревалось проверить, каких результатов сумеет добиться «Чикаго» в Баренцевом море.
Мэр рассмеялся:
— Я так и думал. Не иначе, станете считать китов для движения «Гринпис»!
— Вы правы, сэр. В том районе, насколько я помню, их водится немало.
— А почему палуба имеет такое странное покрытие? Никогда не слышал, чтобы палубы на кораблях покрывали резиной.
— Это называется антиакустической плиткой, сэр. Резина поглощает звуковые волны. В результате движение лодки под водой становится почти неслышимым, и гидролокаторы противника с трудом обнаруживают нас, даже когда мы действуем в активном режиме. Кофе?
— Мне кажется, что в столь торжественный день…
— Я тоже так считаю, — усмехнулся капитан. — Но это противоречит
правилам.
Мэр Чикаго поднял чашку с кофе и коснулся ею чашки Макафферти.
— Желаю удачи.
— Счастлив выпить за это.
Москва, Россия
Они собрались в Московском окружном доме офицеров на Красноказарменной улице, массивном здании, построенном еще в царское время и по-прежнему весьма впечатляющем. В это время года высшие армейские чины съезжались в Москву на совещания, и такие события сопровождались, как правило, торжественными ужинами. Рожков лично приветствовал командующих округами у главного входа и, когда собрались все, провел их в роскошную парную. Здесь присутствовали все командующие округами и родами войск, каждый в сопровождении своего заместителя и командующего ВВС округа, а также командующие флотами — целая галактика золотых звезд, лент и нашивок. Десять минут спустя, раздетые, с полотенцами вокруг бедер и березовыми вениками в руках они превратились просто в группу пожилых мужчин, может быть, только чуть более подтянутых и мускулистых, чем обычные советские граждане.
Все знали друг друга. И хотя многие из них были соперниками, все же они представляли одну профессию, и в дружеской атмосфере, характерной для русских парных бань, им было чем поделиться. Те, у кого, пока не виделись, появились внуки, с гордостью говорили о продолжении рода. Хотя они и соперничали друг с другом, но взаимно содействовали военной карьере своих детей, и потому одной из тем непродолжительного разговора была их служба — чей сын в каком округе, под чьим началом и когда можно будет продвинуть его на новую должность. Наконец наступала очередь типично русского спора о том, насколько хорош пар в бане. Маршал Рожков единолично решил его исход, плеснув ведро холодной воды на, раскаленные камни печи, находившейся посреди парной. Громкое шипение заглушит явно установленные здесь средства подслушивания, а раскаленный сухой пар выведет их из строя. До этого момента Рожков не проронил о предстоящей операции ни слова. Лучше всего, подумал он, потрясти их этим известием, тогда реакция командующих округами будет более откровенной.
— Товарищи, я должен сделать важное сообщение, — сказал маршал, опуская пустое ведро на пол.
Разговоры смолкли, и лица присутствующих обратились к нему. Наступил момент решающего шага:
— Товарищи, пятнадцатого июня этого года, через четыре месяца, мы начинаем наступательные действия против армий НАТО, — произнес Рожков.
Воцарилось молчание, нарушаемое только потрескиванием раскаленных камней. Затем послышались смешки — кое-кто из генералов уже успел по пути к дому офицеров в безопасности своих штабных автомобилей принять по паре стопок. Однако те, кто видели лицо главнокомандующего сухопутными войсками, не смеялись.
— Вы не шутите, товарищ маршал? — спросил командующий Западной группой войск. Последовал кивок маршала Рожкова, и генерал задал главный вопрос:
— Тогда вы, может быть, объясните причину предстоящей операции?
— Конечно. Вы все слышали о катастрофическом пожаре на Нижневартовском комплексе по добыче и переработке нефти. Но пока вы, еще не знакомы со стратегическими и политическими последствиями этой катастрофы. — Маршалу понадобилось шесть коротких минут, чтобы объяснить подробности решения, принятого на заседании Политбюро. — Пройдет чуть больше четырех месяцев, и мы начнем самую важную военную кампанию в истории Советского Союза — уничтожение НАТО как политической и военной силы. И одержим победу.
Все это время маршал не сводил взгляда с лица любопытного генерала.
Наступила тишина. Горячий пар благотворно действовал на высших чинов Советской Армии. Жар освободил кожные поры, им стало легче дышать, а те, кто успели выпить, быстро отрезвели. По телам бежали струйки пота. Очень хорошо, подумал Рожков, в ближайшие месяцы им придется здорово попотеть.
— Да, слухи доходили, — произнес Павел Алексеев, заместитель командующего Юго-Западным округом. — Но неужели ситуация столь критическая?
— Критическая. У нас достаточно горючего для двенадцати месяцев нормальной деятельности или для шестидесяти дней боевых действий после непродолжительного периода усиленной боевой подготовки. — Маршал промолчал, что при этом к середине августа экономику страны ждет полный крах.
Алексеев наклонился вперед и принялся стегать себя березовым веником. Стороннему наблюдателю его движения напомнили бы льва, обмахивающегося хвостом. В свои пятьдесят лет он был самым молодым из собравшихся здесь военачальников. Генерал Алексеев уже завоевал репутацию думающего, интеллигентного офицера, да и внешне он выглядел привлекательно — подтянутый, высокий мужичина с широкими плечами лесоруба. Его проницательные темные глаза с прищуром смотрели сквозь поднимающееся облако пара.
— Итак, середина июня?
— Да, — подтвердил Рожков. — Именно столько времени выделено нам на разработку оперативных планов и боевую подготовку. — Главнокомандующий сухопутными войсками обвел взглядом помещение. Пар поднялся уже почти до потолка.
— Полагаю, мы собрались здесь, чтобы обменяться между собой с полной откровенностью?
— Разумеется, Павел Леонидович, — кивнул маршал, ничуть не удивленный тем, что Алексеев заговорил первым. Главнокомандующий сухопутными войсками уже давно заметил незаурядные способности молодого генерала и последние десять лет выдвигал его на все более ответственные должности. Алексеев был единственным сыном знаменитого генерала-танкиста, прославившегося во время Великой Отечественной войны, одного из многих блестящих военачальников, уволенных на пенсию Хрущевым во время бескровных чисток конца пятидесятых годов.
— Товарищи, — Алексеев встал и начал медленно спускаться вниз на мраморный пол парной, — я согласен со всем, что сказал нам маршал Рожков. Но — четыре месяца! Четыре месяца! За это время противник может обнаружить наши намерения, и мы утратим самое главное — фактор внезапности. И что тогда? Нет, у нас для такой ситуации уже есть тщательно разработанный план «Жуков-4»! Немедленная мобилизация! Уже через шесть часов мы можем вернуться на свои командные пункты. Если мы собираемся осуществить неожиданное нападение, давайте начнем его настолько быстро, чтобы никто не сумел ничего заподозрить, — через семьдесят два часа!
В бане снова воцарилась тишина, только все так же потрескивали раскаленные камни. Но молчание не затянулось — одновременно заговорили несколько человек. Операция «Жуков-4» была разработана как зимний вариант на случай гипотетического обнаружения намерений НАТО нанести свой собственный неожиданный удар по войскам стран Варшавского договора. В таком случае военная доктрина СССР ничем не отличалась от реакции остальных стран: нападение является лучшей защитой, и планировалось немедленно предупредить наступление войск НАТО превентивным ударом мотострелковых и танковых дивизий Советской Армии, размещенных в Восточной Германии.
— Но мы не готовы к ведению боевых действий! — возразил командующий Западной группой войск. Штаб-квартира его ударной группировки размещалась в Берлине, и подчиненные ему дивизии представляли собой самый мощный ударный кулак в мире. Боевые действия против Западной Германии будут осуществляться в первую очередь его войсками.
Алексеев красноречивым жестом поднял вверх руки:
— Но и они тоже не готовы к войне. Более того, уровень их готовности даже ниже нашего, — убедительно возразил он. — Посмотрите на разведданные. Четырнадцать процентов их офицеров находятся в отпусках. Согласен, войска НАТО только что завершили маневры, но из-за этого значительная часть снаряжения и боевой техники нуждается в ремонте и техническом обслуживании, а многие старшие офицеры и генералы отбыли в свои страны для проведения консультаций и совещаний, как это делаем сейчас мы. Войска НАТО находятся на зимних квартирах, отдыхают. В это время года традиционно ведется ремонт и подготовка боевой техники, а также осуществляется отчетность. Фактически боевая подготовка сведена, к минимуму — подумайте, разве приятно носиться по глубокому снегу? Их солдаты мерзнут и пьют больше обычного. Вот сейчас и настало время нанести решающий удар! Из истории все мы знаем, что русские солдаты действуют наиболее эффективно именно зимой.
— Но ведь и мы не готовы, дурень! — проворчал командующий Западной группой войск.
— В наших силах изменить эту ситуацию за сорок восемь часов, — возразил Алексеев.
— Это невозможно. — Заместитель командующего Западной группой войск поддержал
своего начальника.
— Не спорю, чтобы достичь максимально высокого уровня боевой подготовки, потребуются месяцы, — согласился Алексеев. Он понимал, что спокойствие и рассудительность — единственное средство убедить старших генералов в своей правоте, как знал он и то, что эта попытка почти обречена на неудачу. А вдруг…
— Скрыть боевую подготовку наших войск будет очень трудно, даже невозможно.
— Маршал Рожков только что обещал нам надежное прикрытие — как политическое, так и дипломатическое, Павел Леонидович, — напомнил один из генералов.
— Не сомневаюсь, что наши товарищи из КГБ, как и мудрость политического руководства страны, способны творить чудеса, — заметил Алексеев. В конце концов в парной могут быть все еще не вышедшие из строя подслушивающие устройства. — Но разве трудно предположить, что империалисты — принимая во внимание их страх и ненависть к нам, активность тайных агентов и разведывательных спутников — все-таки обратят внимание на резкое оживление нашей боевой подготовки? Нам известно, что, когда в нашей стране проводятся крупные военные маневры, НАТО повышает степень своей боевой готовности, а тут еще уровень их боевой подготовки автоматически повысится с наступлением весенних учений. Стоит нам выйти за пределы обычных маневров, это вызовет тревогу на Западе. А чтобы повысить должным образом уровень боевой подготовки, необходимо осуществить многое из того, что выходит за рамки обычных учений. В одной Восточной Германии куча шпионов работает на НАТО, и западные страны не смогут не заметить усиленной подготовки нашей ударной группировки, размещенной в ГДР. НАТО обязательно отреагирует на это. Они встретят нас на границе всей мощью своих арсеналов.
В то же время, мы начнем наступление немедленно, полагаясь на то, чем располагаем в данный момент, на нашей стороне будет преимущество полной неожиданности. Наши солдаты и офицеры не катаются сейчас на лыжах, как натовские в их гребаных Альпах! План «Жуков-4» рассчитан на то, чтобы перейти от состояния мира к состоянию войны за сорок восемь часов. НАТО просто не сумеет принять необходимые меры. Им понадобится по крайней мере сорок восемь часов, чтобы собрать и проанализировать разведывательную информацию и представить ее своим министрам. К этому времени наши снаряды будут рваться по ту сторону Фульды, а танки двигаться следом за разрывами!
— Но может произойти слишком много непредвиденного! —
Командующий Западной группой войск вскочил на ноги, причем так быстро, что полотенце, обмотанное вокруг бедер едва не соскользнуло на пол. Левой рукой он удержал его, а правой, сжатой в кулак, погрозил молодому генералу. — Как быть со спутниковым наблюдением?? Что делать с обучением личного состава, как он владеет новой боевой техникой? Как подготовить летчиков моей фронтовой авиации к боевым операциям против империалистов? Это уже само по себе непреодолимая проблема! Моим летчикам необходим по крайней мере месяц напряженной подготовки, как и танкистам, и артиллеристам, и пехотинцам.
Занимался б ты делом, как положено, бесполезный ты сукин сын, вместо того, чтобы бегать за юбками, этих проблем не возникло бы, подумал Алексеев, но не осмелился произнести этого вслух. Командующий Западной группой войск, генерал армии, которому недавно исполнился шестьдесят один год, любил поговорить о своих успехах на дамском фронте — даже хвастал ими, правда победы эти не всегда шли на пользу профессиональным обязанностям. Алексеев нередко слышал рассказы о его новых похождениях, с улыбками принимаемые в этом самом помещении. Однако командующий Западной группой войск был политически надежным военачальником. Ничего не поделаешь, подумал молодой генерал, такова советская система. Для защиты родины нам нужны профессиональные военные, и что требуется от них в первую очередь? Политическая благонадежность! С горечью он вспомнил, что случилось с его отцом в 1958 году. Однако генерал Алексеев не имел ничего против политического руководства, осуществляемого партией над Вооруженными силами. Партия — это государство, в конце концов, а он принес присягу служить государству. Все это он узнал, еще сидя на коленях у отца. Но у молодого генерала оставался еще один козырь.
— Товарищ генерал, у вас превосходные командиры дивизий, полков и батальонов. Они сумеют выполнить свой долг. — Алексеев решил, что ссылка на боевые традиции Советской Армии окажется только полезной.
Рожков встал, и все военачальники насторожились, ожидая, что он скажет.
— Все, что вы говорите, Павел Леонидович, весьма разумно, но разве мы вправе рисковать безопасностью нашей родины? — Он покачал головой, слово в слово повторяя общепринятую оборонную доктрину, как привык это делать на протяжении стольких лет. — Нет, не имеем. Да, мы полагаемся на фактор внезапности, это верно, на первый сокрушительный удар, который откроет путь нашим механизированным дивизиям. И мы застанем противника врасплох. Запад не захочет верить в происходящее, и пока Политбюро будет успокаивать НАТО — даже в тот момент, когда мы концентрируем силы для первого броска, — нам удастся использовать преимущество внезапности и захватить стратегическую инициативу. У Запада будет три дня — самое большее четыре, чтобы понять, что же происходит, но даже тогда они не будут психологически готовы к нашему наступлению.
Следом за маршалом генералы и адмиралы направились из парной в душевую. Через десять минут, освеженные, уже в мундирах, они собрались в банкетном зале на втором этаже. Официанты — многие из них осведомители КГБ — обратили внимание на подавленное настроение военачальников и приглушенный тон ведущихся разговоров, что не позволило им подслушать, о чем идет речь. Сидевшие за столом помнили, что Лефортовская тюрьма КГБ отсюда рядом, меньше чем в километре.
— Каковы наши планы? — спросил своего заместителя командующий Юго-Западным военным округом.
— Но вы же помните, сколько раз мы проводили эти военные игры? — отозвался Алексеев. — Все бесчисленные карты и ситуации, изученные нами за последние годы. Нам известны места скопления танков и пехотных соединений, дороги, автострады, перекрестки, мосты, которыми будем пользоваться мы и которыми будут пользоваться войска НАТО. Мы знаем графики мобилизации у нас и у них. Единственное, чего мы не знаем, — насколько успешно удастся осуществить на практике столь тщательно разработанные планы. Нам следовало бы приступить к боевым действиям немедленно. В этом случае неизвестные переменные оказали бы воздействие на обе стороны в одинаковой мере.
— А если наше наступление станет развиваться слишком успешно и НАТО решит прибегнуть к ядерному оружию для обороны? — задал вопрос командующий.
Алексеев кивнул, признавая важность и крайнюю непредсказуемость этой проблемы:
— Они могут использовать ядерное оружие в любом случае, разве не так? Товарищ генерал, все наши планы в значительной степени зависят от фактора внезапности. Сочетание внезапности и успешного развития наших наступательных действий заставит Запад подумать об использовании ядерного оружия…
— Вот тут, мой молодой друг, вы ошибаетесь — упрекнул Алексеева командующий. — Решение о применении ядерного оружия является политическим. Чтобы не допустить такого развития событий, и требуются политические действия, а для этого необходимо время.
— Но если мы станем ждать четыре месяца — кто может гарантировать нам стратегическую неожиданность? — недоуменно спросил Алексеев.
— Это обещало нам политическое руководство.
— Вот как? Помню, в тот год, когда я поступил в академию Фрунзе, партия торжественно провозгласила, что нынешнее поколение будет жить при коммунизме, назвав точную дату. Эта дата миновала шесть лет назад.
— Такие разговоры ты можешь вести со мной, Паша, я понимаю тебя. Но если ты не научишься следить за своими словами…
— Извините меня, товарищ генерал, но мы должны быть готовыми к тому, что нам не удастся застать противника врасплох и захватить стратегическую инициативу. «Во время боевых действий, несмотря на самую тщательную подготовку, нельзя исключить элемент риска, — процитировал Алексеев отрывок из лекции, читанной курсантам в академии Фрунзе. — Поэтому следует обратить особое внимание и самым детальным образом разработать планы для каждого непредвиденного поворота событий при развитии всей операции. По этой причине удел штабного офицера является одним из самых тяжких на службе Отечеству.»
— У тебя память, как у кулака, Паша, — усмехнулся командующий Юго-Западным военным округом и наполнил грузинским вином бокал своего заместителя. — Но ты совершенно прав.
— Если нам не удастся воспользоваться фактором внезапности, мы окажемся втянутыми в войну на истощение, причем в огромных масштабах. Это будет вариант войны 1914 — 18 годов, только с использованием новейших достижений высоких технологий.
— И мы выйдем из этой войны победителями, — послышался голос главнокомандующего сухопутными войсками, опустившегося на стул рядом с Алексеевым.
— Это верно, мы окажемся победителями, — согласился Алексеев. Все советские военные деятели признавали, что если удастся быстро завершить боевые действия, то это неминуемо приведет к кровавой войне на истощение, в равной степени изнуряющей обе стороны. Зато Советский Союз располагает намного большими людскими и материальными ресурсами для ведения такой войны и обладает политической решимостью воспользоваться ими. — Если и только если нам удастся влиять на ход боевых действий и если наши друзья на флоте сумеют нарушить снабжение НАТО из Америки. Вооруженные силы Западной Европы располагают боеприпасами и материальными ресурсами примерно на пять недель напряженных боев. Наш красивый и такой дорогостоящий флот должен перекрыть Атлантику.
— Маслов, — обратился главнокомандующий сухопутными войсками к главнокомандующему военно-морским флотом. — Нам хотелось бы выслушать вашу точку зрения о соотношении сил в Северной Атлантике.
— Какая задача будет поставлена перед нами? — осторожно поинтересовался адмирал флота.
— Если при нападении на Запад нам не удастся воспользоваться фактором внезапности, Андрей Петрович, вам придется взять на себя задачу изоляции Европы от Америки.
— Дайте в мое распоряжение воздушно-десантную дивизию, и я выполню эту задачу. — Рожков недоуменно покачал головой, услышав ответ адмирала. Маслов держал в руке стакан минеральной воды, весь день он воздерживался от спиртного, хотя февральский вечер обещал быть холодным. — Вопрос в том, какие действия ожидают от нас на море — наступательные или оборонительные. Военно-морские силы стран НАТО представляют собой непосредственную угрозу нашей родине. И в первую очередь это относится к ВМС Соединенных Штатов. Только Соединенные Штаты располагают достаточным числом самолетов и авианосцев, с помощью которых они могут нанести удар по Советскому Союзу в районе Кольского полуострова. Более того, нам известно, что у них разработаны оперативные планы для осуществления именно этой задачи.
— Ну и что? — пожал плечами командующий Юго-Западным военным округом. — Разумеется, мы не должны с легкостью относиться к ударам по советской территории в этой войне, как бы успешно для нас она ни проходила, мы понесем тяжелые потери. Однако главным тут является ее окончательный исход.
— Если американцам удастся нанести удар по Кольскому полуострову, они сумеют помешать нам перекрыть Атлантику. И вы ошибаетесь, когда так легкомысленно относитесь к таким ударам. Появление американских кораблей в Баренцевом море является прямой угрозой нашим ядерным силам сдерживания, и потому последствия могут оказаться намного ужаснее, чем вам это может показаться. — Адмирал Маслов наклонился вперед. — С другой стороны, если вы сумеете уговорить Ставку предоставить в наше распоряжение силы, необходимые для проведения операции «Северное сияние», мы перехватим инициативу у противника и будем диктовать ситуацию в Северной Атлантике. — Адмирал поднял сжатый кулак. — Сделав это, мы сможем, во-первых, — он разогнул один палец, — не допустить нападения американских ВМС на территорию нашей родины; во-вторых, — он разогнул второй палец, — используем наши главные подводные силы в северной части Атлантического океана, где проходят основные торговые пути, вместо того чтобы удерживать их поблизости отберегов страны в качестве пассивной обороны; и в-третьих, — адмирал разогнул еще один палец, — сумеем наиболее эффективно использовать нашу морскую авиацию. Одним махом наш флот превратится из оборонительного в наступательный.
— И для этого вам требуется всего лишь одна из наших гвардейских воздушно-десантных дивизий? — с недоверием в голосе поинтересовался Алексеев. — Вы не могли бы посвятить нас в подробности этой операции, товарищ адмирал.
В течение пяти минут Маслов описал, какие меры собирается предпринять.
— В случае удачи мы одним ударом поставим военно-морские силы НАТО в безвыходное положение и получим в свое распоряжение ценную базу для послевоенного развития нашего флота.
— Уж лучше заманить в ловушку их авианосные группировки и уничтожить, — вмешался в дискуссию командующий Западной группой войск.
— В распоряжении американцев в Атлантике будут находиться пять-шесть авианосцев, которые они направят против нас, — ответил Маслов. — На борту каждого авианосца имеется пятьдесят восемьсамолетов, готовых к борьбе за господство в воздухе или к нанесению ядерных бомбовых ударов, и это не считая тех, что будут использоваться для защиты их флота. Я полагаю, товарищи, что в наших интересах удерживать их корабли как можно дальше от нашей территории.
— Андрей Петрович, ваш план произвел на меня глубокое впечатление, — задумчиво произнес Рожков, глядя в глаза Маслова. План операции «Северное сияние» был одновременно смелым и простым. — Завтра во второй половине дня прошу вас представить мне подробную информацию о нем. Итак, по вашему мнению, если мы выделим вам необходимые силы, успех весьма вероятен?
— Мы разрабатывали этот план в течение пяти лет, товарищ маршал, причем обращали особое внимание на максимальную простоту осуществления. Если удастся сохранить подготовку в тайне, для достижения успеха понадобятся лишь две вещи.
— Можете рассчитывать на мою поддержку, — кивнул Рожков.

Моряки и разведчики

Чесапикский залив, штат Мэриленд
Болезненно прищурив глаза, он смотрел на горизонт. Солнце выпростало свой диск из-за зелено-коричневого побережья Восточного Мэриленда всего наполовину, лишний раз напомнив ему о том, что накануне он работал допоздна, еще позже лег, а потом встал до света, в половине пятого утра, чтобы отправиться на рыбалку. Медленно исчезающая головная боль навела на мысль о шести банках пива, выпитых, пока он сидел перед экраном телевизора.
И все— таки это был первый день рыбной ловли в этом году, и удилище удобно лежало в руке. Он перебросил крючок туда, где круги, расходились по водной глади Чесапикского залива. Пеламида или морской окунь? Что бы это ни было, рыба не прикоснулась к приманке. Ничего, спешить некуда.
— Хочешь кофе. Боб?
— Спасибо, отец. — Роберт Тоуленд закрепил удилище в держателе и откинулся на спинку вращающегося кресла, установленного в самом центре на палубе баркаса типа «бостон уэйлер». Тесть Toy-ленда, Эдвард Киган, протянул ему пластмассовый стаканчик, навинчивающийся на большой термос. Боб знал, что кофе в стаканчике будет превосходным. Эд Киган, бывший морской офицер, любил кофе, особенно если к нему добавить немного ирландского виски, — такой кофе помогал открывать глаза утром и зажигал пламя в желудке.
— Неважно, холодно или тепло — так приятно уйти подальше от берега. — Киган поднес к губам чашку и сделал глоток, опершись ногой на ящик с приманкой. Оба знали, что главное — отнюдь не рыбная ловля: плаванье в заливе надежно излечивало от всех издержек цивилизации.
— Хорошо бы морской окунь вернулся обратно в залив, — заметил Тоуленд.
— И без него неплохо — по крайней мере здесь нет телефонов.
— А твое устройство вызова?
— Должно быть, оставил его в других брюках, — усмехнулся Киган. — Разведуправлению придется сегодня обойтись без меня.
— Думаешь, им это удастся?
— Но ведь военно-морскому флоту удалось. — Киган был выпускником академии ВМФ, прослужил на флоте тридцать лет, ушел в отставку и стал штатским сотрудником РУМО, Разведывательного управления Министерства обороны. В годы службы на флоте он занимался разведкой и теперь исполнял те же обязанности, имея в результате прибавку к пенсии.
Боб Тоуленд служил младшим лейтенантом на эскадренном миноносце, который базировался в Пирл-Харборе, когда встретил Марту Киган, первокурсницу Гавайского университета. Она занималась психологией, а все свободное время отдавала серфингу. Их счастливая семейная жизнь длилась уже пятнадцать лет.
— Ну, за дело. — Киган встал и поднял удочку. — Как там в Форт-Миде?
Сейчас Тоуленд служил в Агентстве национальной безопасности, АНБ, где занимался анализом собранной разведывательной информации. Он ушел с флота, когда жизнь морского офицера, прежде казавшаяся ему полной приключений, утратила для него былую привлекательность, но остался офицером запаса. Его работа в АНБ тесно соприкасалась со службой резервиста военно-морского флота. Являясь специалистом в области связи и имея ученую степень по электронике, Боб занимался анализом информации, собранной станциями прослушивания и разведывательными спутниками о России. К тому же он овладел русским и имел степень магистра филологии.
— На прошлой неделе ко мне поступили любопытные сведения, но мне не удалось убедить в их важности своего босса.
— Кто у тебя начальник отдела?
— Капитан первого ранга Альберт Редман, ВМС США. — Тоуленд следил за тем, как с рыбацкого судна в нескольких милях от них устанавливают ловушки для крабов. — Первостатейный кретин.
— Поосторожнее с такими разговорами. Боб, особенно теперь, когда тебя на следующей неделе снова призывают на службу. Берт служил вместе со мной лет пятнадцать назад. Мне нередко приходилось ставить его на место, — засмеялся Киган. — Он действительно бывает упрямым.
— Упрямым? — презрительно фыркнул Тоуленд. — Этот сукин сын такой узколобый, что даже записные книжки у него с дюйм шириной. Сначала поступила информация о новом предложении русских по контролю над вооружениями, а в среду мне попалось нечто совершенно необычное. Я сообщил ему об этом, и сукин сын просто отмахнулся. Черт побери, не понимаю, зачем он вообще просматривает новые данные, — ведь он составил свою точку зрения по всем вопросам еще пять лет назад.
— Ты не мог бы рассказать мне об этом необычном поподробнее?
— Вообще-то не имею права. — На мгновение Боб заколебался. С другой стороны, если он не может откровенно поговорить с дедом собственных детей… — Один из наших разведывательных спутников на прошлой неделе, пролетая над штабом советского военного округа, перехватил телефонный разговор, который велся по микроволновому кабелю. Это оказался доклад в Москву о расстреле четырех полковников, служивших в Закарпатском военном округе. Их приговорили к смертной казни за искажение действительного положения дел в докладах о боевой готовности своих частей. Сообщение о суде военного трибунала и приведении приговора в исполнение готовится к публикации на этой неделе, скорее всего в «Красной звезде». — Он совершенно забыл о пожаре на нефтяном комплексе.
— Вот как? — удивленно поднял брови Киган. — И что сказал Берт?
— Он заметил: «Настало время и им навести порядок в своих авгиевых конюшнях», — вот и все. Отец, я работаю не в отделе прогнозов и планирования — я не отношусь к числу идиотов, пытающихся предсказать будущее! — но мне известно, что даже русские не расстреливают людей ради собственного удовольствия. Когда Иван приводит в исполнение смертный приговор и затем во всеуслышание сообщает об этом, он хочет подчеркнуть что-то. Эти полковники не были военными комиссарами, за взятки дающими незаконную отсрочку от призыва в армию. Их расстреляли не из-за того, что они крали дизельное топливо или строили личные дачи из ворованных стройматериалов. Я заглянул в наши архивы, и оказалось, что на двух из четверых у нас заведены дела. Оба опытные боевые офицеры, оба воевали в Афганистане, оба члены партии с безупречной репутацией. Один был выпускником академии Фрунзе и даже, черт побери, опубликовал несколько статей в журнале «Военная мысль»! Но всех четверых предали суду военного трибунала за фальсификацию отчетов о боевой готовности вверенных им полков — и расстреляли три дня спустя. В ближайшие дни сообщение об этом будет опубликовано в «Красной звезде», в двух или трех номерах, за подписью «Наблюдатель» — а это означает, что происшедшее было продиктовано политическими соображениями, причем «Политическими» с большой буквы.
«Наблюдатель» — так подписывались статьи высокопоставленных советских офицеров в этой военной газете, ежедневном органе Советской Армии. Все, что печаталось на первой полосе «Красной звезды» за такой подписью, рассматривалось предельно серьезно как в Вооруженных силах СССР, так и теми, чьей обязанностью было наблюдать за происходящим в них, потому что такие статьи публиковались исключительно по указанию армейского командования и Политбюро и лишь в тех случаях, когда считалось необходимым подчеркнуть нечто крайне важное.
— Статья из номера в номер? — удивился Киган.
— Да, и это особенно интересно. Повторение в нескольких номерах означает, что они хотят, чтобы преподанный урок был усвоен всеми. Все это представляется мне весьма странным, раздутым до невероятности. У них происходит что-то непонятное. Русские, случается, действительно расстреливают офицеров и прапорщиков, но не полковников, публикующих статьи в журнале Генерального штаба, и не за то, что они фальсифицировали несколько строчек в отчете о боевой готовности своего полка. — Он глубоко вздохнул, довольный, что поделился с кем-то этим странным происшествием. Баркас плыл на юг, пересекая бегущие навстречу волны от прошедшего судна, нарушившие зеркальную гладь залива. Картина была настолько прекрасной, что Тоуленд пожалел об отсутствии фотоаппарата.
— Действительно, похоже, — пробормотал Киган.
— Что?
— Похоже на то, что ты правильно оценил случившееся в России. Это не поддается объяснению.
— Да. Вчера я остался на работе допоздна, пытаясь подтвердить — или опровергнуть — свою догадку. За последние пять лет в «Красной звезде» были опубликованы имена четырнадцати расстрелянных офицеров, из них лишь один полковник, да и то из Грузии — военный комиссар, который брал взятки за отсрочку призыва в армию. Остальные делились на три группы: один был расстрелян за шпионаж в пользу США или какой-то другой страны, трое — за нарушение воинских обязанностей в состоянии алкогольного опьянения и девять за самую обыкновенную коррупцию — продавали налево все, что плохо лежало, от бензина до компьютера. А теперь вдруг они пускают в расход четырех командиров полков, причем все они из одного военного округа.
— Попытайся объяснить все это Редману, — посоветовал Киган.
— Напрасная трата времени.
— Остальные случаи, о которых ты говорил, я вроде помню, те три, что…
— Да, это произошло во время кампании по борьбе с алкоголизмом. Слишком много офицеров являлось на службу в пьяном виде, вот они и выбрали трех для примера — pour encourager les autres. — Боб покачал головой. — Вольтеру понравились бы эти парни.
— Ты не говорил с сотрудниками разведки?
— Нет, я ведь занимаюсь проблемами военных средств связи.
— Во время ленча — по-моему, в понедельник — я беседовал с одним знакомым из Лэнгли. Он раньше служил в армии, мы давно знаем друг друга. Короче говоря, он пошутил, что у русских появился новый дефицит.
— Неужели что-то еще? — улыбнулся Боб. Дефицит был постоянным явлением в Советском Союзе. Каждый месяц там что-то исчезало с прилавков — то зубная паста, то туалетная бумага, то автомобильные «дворники», — он часто слышал об этом в столовой АНБ за ленчем.
— Да, пропали из продажи аккумуляторы и для легковых автомобилей и для грузовиков.
— Неужели?
— Вот весь прошлый месяц их невозможно стало приобрести. Сейчас масса машин стоит на приколе, аккумуляторы постоянно крадут, причем кражи приобрели такой размах, что владельцы снимают аккумуляторы и на ночь уносят с собой в квартиры. Правда, невероятно?
— Но в Тольятти… — начал было Тоуленд и замолчал. Он имел в виду огромный город-завод в Европейской части России, где производили автомобили. Строительство этого автогиганта было в свое время объявлено ударной стройкой, и в ней принимали участие тысячи мобилизованных для этой цели людей. Один из самых совершенных заводов в мире, он был создан на основе главным образом итальянской технологии. — Ведь у них там выпускается колоссальное количество аккумуляторных батарей. Неужели он тоже сгорел, а?
— Нет. Наоборот, в три смены гонит аккумуляторы. Что ты на это скажешь?
Норфолк, штат Виргиния
Тоуленд внимательно осмотрел себя в большом зеркале,
позволяющем видеть человека в полный рост. Накануне вечером ему пришлось приехать сюда, и он переночевал в офицерском общежитии. Он с удовлетворением отметил, что мундир все еще годен, вот разве, что стал чуть тесноват в талии, но тут ничего не поделаешь — такова природа, правда? Награды на левой стороне груди вытянулись в жалкие полтора ряда, но зато у него был знак морского офицера, свидетельство службы на надводных кораблях, — «водные крылья». В конце концов, разве он всегда служил радистом в офицерской форме? На рукавах красовались две широкие и одна узкая нашивки капитан-лейтенанта. Тоуленд обмахнул бархоткой ботинки и вышел из комнаты, готовый в это солнечное утро понедельника отдать две недели ежегодной службы военно-морскому флоту.
Пять минут спустя он уже ехал в своем автомобиле по Митчер-авеню, направляясь к штаб-квартире командующего Атлантическим флотом — плоскому, ничем не приметному зданию, которое раньше было больницей. Поскольку он привык вставать по утрам очень рано, Тоуленд обнаружил, что автомобильная стоянка на Ингерсолл-стрит полупуста, но он все-таки выбрал место подальше от прямоугольников, выделенных для старших офицеров, опасаясь навлечь на себя гнев какого-нибудь адмирала или капитана первого ранга.
— Боб? Боб Тоуленд? — услышал он, едва выйдя из машины.
— Эд Моррис!
Действительно, это был Эдвард Моррис, теперь уже капитан третьего ранга, заметил Тоуленд, — сверкающая золотая звезда на кителе означала командование каким-то кораблем. Прежде чем обменяться с другом рукопожатием, Тоуленд отсалютовал ему.
— Все еще играешь в бридж, Боб? — Тоуленд, Моррис и еще два флотских офицера были когда-то неизменными партнерами и раз в неделю всегда играли в карты в офицерском клубе Пирл-Харбора.
— Время от времени. Марти не слишком выдающийся игрок, но у меня на службе есть парни, что любят поиграть.
— Играют так же хорошо, как когда-то мы? — поинтересовался Моррис, когда они двинулись рядом в одном направлении.
— Смеешься? Забыл, где я работаю теперь?
— Слышал, ты попал в Форт-Мид, после того как подал рапорт об увольнении в запас.
— Точно, и в АНБ есть парни, которые играют в бридж так, словно подключены к своим проклятым компьютерам, — настоящие разбойники!
— Как семья?
— Отлично. А у тебя?
— Растут так быстро, что начинаешь чувствовать себя стариком.
— Это уж точно, — усмехнулся Тоуленд и ткнул пальцем в звезду на кителе приятеля. — А теперь расскажи мне о своем последнем ребенке.
— Посмотри на мой автомобиль.
Тоуленд обернулся. На «форде» Морриса виднелся личный номерной знак — FF-1094. Для тех, кто не разбирался во флотских делах, он ни о чем не говорил, но моряку было ясно, что владелец машины — командир большого противолодочного корабля номер тысяча девяносто четыре — фрегата «Фаррис».
— Ты всегда был таким упрямым и терпеливым, — с улыбкой заметил Тоуленд. — Молодец, Эд. Давно стал командиром?
— Два года назад. Большой корабль, красивый, быстрый и мощный, но самое главное — он мой! Когда я впервые поднялся на капитанский мостик — черт побери, я чувствовал себя так, как в тот день, когда родился Джимми. Тебе не следовало уходить с флота.
— Понимаю тебя. Разница между нами, Эд, заключалась в том, что я всегда знал: ты станешь командиром своего корабля, а я нет. — В личном деле Тоуленда хранилась копия приказа с выговором за то, что он, будучи вахтенным офицером, посадил эсминец на мель. Ему всего лишь не повезло. Причиной была ошибка на карте и сильное приливное течение, но, чтобы разрушить карьеру морского офицера, достаточно малого…
— Значит, тебя призвали на ежегодную двухнедельную переподготовку?
— Совершенно точно.
— Силия уехала навестить родителей, так что теперь я холостяк. Где ты собираешься ужинать сегодня вечером?
— В Макдоналдсе! — засмеялся Тоуленд.
— Этого еще нехватало. Дэнни Макафферти тоже сейчас здесь. Ему дали «Чикаго», ошвартован у двадцать второго пирса. Знаешь, если нам удастся найти четвертого, можем сыграть в бридж, как в старые добрые времена. — Моррис ткнул приятеля в грудь. — Мне нужно идти. Давай встретимся в холле офицерского клуба ровно в 17.30, Боб. Дэнни пригласил меня поужинать у него на корабле в 18.30, и у нас будет час, чтобы освоиться с обстановкой, прежде чем поедем в порт. Поужинаем у него в кают-компании и поиграем несколько часов в бридж, как раньше.
— Слушаюсь, господин капитан третьего ранга.
***
— Короче говоря, я служил тогда на «Уилле Роджерсе», — продолжал Макафферти. — Пятьдесят суток патрулирования, и я на вахте, понимаете? С поста гидролокации сообщают, что принимают странный звук на пеленге ноль-пять-два. Мы находились на небольшой глубине, и я решил поднять поисковый перископ. Поднимаю перископ, направляю его на пеленг ноль-пять-два — и точно, вижу яхту класса «Гольфстрим-36». Она идет на автопилоте со скоростью четыре-пять узлов. Какого черта, решил я, вахта скучная, тишь да гладь, и задал перископу максимальное увеличение. И знаете, что увидел? Капитан яхты и его спутница — у нее такая надстройка, что опасность утонуть ей не угрожает, — расположились на крыше рулевой рубки в горизонтальном положении друг на друге. Яхта в тысяче ярдов от нас, и при максимальном увеличении мы словно рядом. Тогда я включил видеозапись — правда, сначала чуть изменил курс, чтобы лучше разглядеть подробности. Вели ее пятнадцать минут. Всю следующую неделю матросы не отрывались от телевизора, гоняя кассету. Весьма укрепляет дух команды, когда матросы знают, что им предстоит защищать. — Все трое офицеров рассмеялись.
— Я ведь говорил тебе, Боб, — заметил Моррис. — Эти подводники — коварные люди, любят заглядывать в замочную скважину. Да и извращенцы к тому же.
— Ты давно командуешь «Чикаго», Дэнни? — спросил Тоуленд за второй после ужина чашкой кофе. Макафферти и его гости находились в офицерской кают-компании одни. Остальные офицеры подводного ракетоносца несли вахту или спали.
— Три месяца, которые порядком вымотали меня; это не считая времени, проведенного на верфи, — ответил Макафферти, допивая свой стакан молока. Он был первым командиром ударного ракетоносца, только что введенного в строй, и как его капитан следил за окончанием постройки «Чикаго» и его спуском на воду. Тоуленд обратил внимание, что Дэн не присоединился к ним с Моррисом, когда они в офицерском клубе, «осваиваясь с обстановкой», выпили по три крепких коктейля. Все это так не походило на прежнего Макафферти. Может быть, ему не хотелось покидать свою подводную лодку из опасения, что мечта всей его жизни исчезнет, пока он находится на берегу.
— Разве ты сам не видишь этого по его лицу, какое бывает только у пещерных людей и подводников? — пошутил Моррис. — Не говоря уже о слабом свечении, которое появляется у тех, кто имеет отношение к атомным реакторам? — Макафферти усмехнулся; они поджидали четвертого партнера, без чего нельзя было начинать игру. Им должен был стать младший инженер-лейтенант, только что сменившийся с вахты у реактора. Реактор «Чикаго» был заглушен, поскольку ракетоносец получал электроэнергию с берега, но в соответствии с правилами инженеры несли вахту у реактора независимо от того, действует он или нет.
— Скажу вам честно, ребята, четыре недели назад у меня действительно был бледный вид, — произнес Макафферти серьезно — или по крайней мере настолько серьезно, насколько это у него получалось.
— Это отчего же? — поинтересовался Боб Тоуленд.
— Ну, вы ведь знаете, какие фокусы мы проделываем с нашими лодками, верно?
— Если ты имеешь в виду электронную разведку и сбор электронной информации с берега, Дэн, то имей в виду, что все данные, собранные тобой, поступают в мой отдел. Более того, скорее всего мне известны имена тех, кто обращается к вам с такими запросами, на основании чего и готовятся ваши задания. Как тебе такая отвратительная роль? — засмеялся Боб. Он не хотел оглядываться по сторонам со слишком очевидным любопытством. До сих пор ему не приходилось бывать на атомной подводной лодке. Здесь было холодно — система кондиционирования воздуха на атомных подлодках действует только от собственного реактора — и сильно пахло машинным маслом. Все вокруг блестело, — лодка была совсем новой, да и Макафферти наверняка принял меры, чтобы команда навела порядок перед приходом его друзей. Итак, это и есть та самая машина, что занимается сбором электронной информации и стоит миллиарды долларов…
— Так вот, мы находились в Баренцевом море, к северо-востоку от Кольского залива, — шли за русской подводной лодкой типа «оскар» на расстоянии миль десять. И вдруг оказались в самом центре учебного полигона — вокруг стали рваться снаряды, ракеты! Они уничтожили три старых судна и разнесли в щепы полдюжины старых барж, которые использовались в качестве целей.
— «Оскар» там был один? — спросил Моррис.
— Нет, оказалось, что поблизости были еще «папа» и «майк» «"Оскар", „папа“ и „майк“ — типы советских атомных подводных лодок, вооруженных противокорабельными и противолодочными ракетами.». Один из недостатков наших подводных красавиц в том, что они плывут на глубине совсем неслышно. И если русские не знают, что мы находимся в этом районе, то можно оказаться в весьма неприятном положении. Короче говоря, с гидролокационного поста закричали:
«Цель! Цель!» — это на русских подлодках стали заполняться водой торпедные аппараты. А откуда нам знать, боевыми торпедами они собираются стрелять или нет? Тогда мы подняли над поверхностью антенну электронного обнаружения и заметили их радиолокаторы на перископах, затем над нашими головами прошли несколько русских кораблей. Черт побери, ребята, минуты три у меня действительно тряслись поджилки, понимаете? — Макафферти покачал головой. — Короче говоря, через два часа все три лодки развернулись и со скоростью двадцать узлов припустили на базу. У русских просто шли боевые учения, причем настоящими боеприпасами. Представляете, и это наш первый выход в море!
— Тебе не показалось, Дэн, что у русских происходит что-то необычное? — спросил Тоуленд, внезапно заинтересованный рассказом.
— Разве ты не знаешь?
— Что именно?
— Русские резко сократили количество дизельных подводных лодок, выходящих на патрулирование к северу от входа в Кольский залив. Понимаете, при обычных условиях их трудно услышать, но за последние два месяца они вообще там почти не появляются. За все время я услышал всего одну. Это совсем не похоже на прошлый раз, когда мы ходили в этом районе. Нам показывали снимки, сделанные со спутника, — множество дизельных подводных лодок по какой-то непонятной причине стоит у пирсов. Да и вообще активность их подводных патрулей за последнее время резко снизилась. По-видимому, ведется интенсивная работа по техническому обслуживанию. Некоторые считают, что
русские решили изменить цикл своих учений. Обычно в это время года стрельбы боевыми снарядами не проводятся. — Макафферти рассмеялся:
— Разумеется, не исключено, что им наконец надоело латать и красить эти консервные банки и они решили пустить их в расход — какая польза от консервной банки, а?
— Остряк, — буркнул Моррис.
— Тогда можешь объяснить мне, по какой причине столько дизельных подлодок сразу ставится на прикол? — спросил Тоуленд. Теперь он жалел, что не отказался от второго и третьего стаканов в офицерском клубе. Какая-то важная догадка крутилась у него в голове, а выпитый алкоголь тормозил мышление.
— Да нет таких причин, черт побери, — пожал плечами Макафферти.
— Что же тогда они делают с дизельными подлодками?
— Я сам не видел те снимки, сделанные со спутника, мне только рассказывали о них. Боб. В сухих доках не ведется никаких работ, так что вряд ли это что-то серьезное.
И тут в голове Тоуленда словно вспыхнула электрическая лампочка.
— Насколько трудно заменить на подлодке аккумуляторные батареи? — спросил он.
— Это тяжелая и неприятная работа. Но в то же время она не требует никакого специального оборудования или еще чего-то там особенного. Все делается вручную, и на замену уходит от трех до четырех недель. У Ивана подлодки имеют более значительный запас подводного хода на аккумуляторных батареях, чем у нас, и предусмотрены меры, чтобы облегчить их замену. Дело в том, что период эксплуатации батарей у них меньше нашего и это компенсируется более частой сменой аккумуляторов, вот что-то вроде расширенных люков в корпусе и облегчает эту работу. Так что у русских замена батарей требует участия всей команды. Что ты имеешь в виду. Боб?
Тоуленд рассказал про четырех русских полковников, расстрелянных за фальсификацию отчетов о боевой готовности их частей.
— А потом мне рассказали, что в России внезапно возник дефицит аккумуляторных батарей. Стало невозможно заменить аккумуляторы в личных автомобилях и на грузовиках. То, что их трудно заменить на частных автомобилях, это мне понятно, но ведь у них все грузовики принадлежат государству. В случае войны все грузовики используются для военных нужд. Все эти аккумуляторы одного типа, верно?
— Да, у них применяются свинцово-кислотные батареи. Неужели сгорел выпускающий их завод? — спросил капитан третьего ранга Моррис. — Я знаю, русские любят строить один большой завод вместо нескольких малых.
Макафферти резко отодвинулся от стола.
— Так где могут применяться аккумуляторные батареи? — риторически произнес Тоуленд.
— На дизельных подводных лодках — при плаваньи под водой, — ответил Макафферти. — На танках, бронетранспортерах, штабных автомобилях, установках для запуска авиационных двигателей, словом, почти для всего армейского оборудования, понимаешь? Боб, ты клонишь к тому, черт побери, что Иван вдруг решил резко повысить свой уровень боевой готовности. Вопрос: ты понимаешь, что это может означать?
— Не сомневайся, Дэнни, отлично понимаю. Сообщение о расстреле четырех полковников лежало у меня на столе, я видел его своими глазами. Сообщение принял один из наших разведывательных спутников. Иван не подозревает, насколько чувствительны эти «птички», и все еще ведет передачи по релейной микроволновой связи, не прибегая к шифровке, открытым текстом. Мы слушаем их, независимо от того, голос это или телеграф, — но я не говорил вам этого, ладно? — Оба офицера молча кивнули. — Сообщение об аккумуляторах я услышал случайно, но мне подтвердил его знакомый из Пентагона. А сейчас вот ты рассказываешь об учениях с использованием боевых снарядов и ракет, Дэн. Этим ты заполнил недостающее звено. Если теперь мы сумеем убедиться в том, что дизельные подводные лодки стоят у пирсов, ожидая замены аккумуляторных батарей, перед нами начинает вырисовываться более ясная картина. А важно, чтобы на подводной лодке были новые батареи, Дэн?
— Исключительно важно, — ответил капитан подводного ракетоносца. — Многое зависит от соблюдения правил эксплуатации и качества изготовления, однако новые батареи вдвое увеличивают мощность и радиус подводного хода по сравнению со старыми, а это весьма весомый тактический фактор.
— Господи, да ты понимаешь, как это выглядит со стороны? — взволнованно произнес Моррис. — Иван всегда стремился к тому, чтобы быть готовым выйти в море, а сейчас он, похоже, хочет быть готовым вдвойне. Но в газетах пишут, что они прямо-таки ангелочки, борющиеся за мир своими предложениями о сокращении вооружений. Здесь что-то не так, джентльмены.
— Мне нужно доложить о наших догадках кому-нибудь достаточно влиятельному. Ведь в Форт-Миде все так и останется без движения, если я положу это на стол там, — заметил Тоуленд, вспомнив своего начальника отдела.
— У тебя будет такая возможность, — подумав, медленно произнес Макафферти. — Завтра утром у меня встреча с командующим подводными силами в Атлантике. Думаю, тебе нужно пойти со мной. Боб.
Через десять минут появился четвертый игрок. Игра разочаровала его. Он думал, что шкипер лучше играет в карты.
***
На описание подробностей вице-адмиралу Ричарду Пайпсу, командующему подводными силами Атлантического флота США, Toy-ленд потратил двадцать минут. Пайпс был первым чернокожим подводником, достигшим высокого звания вице-адмирала с тремя большими звездами на погонах, человеком, который оправдывал все ожидания, уверенно поднимаясь по служебной лестнице в той профессии, которая традиционно принадлежала только белым. У него была репутация жесткого, требовательного командира. Держа в руке кружку, которую украшали три звезды, адмирал выслушал рассказ Тоуленда, не прерывая его и не произнеся ни слова. Сначала у него возникло чувство раздражения от того, что доклад Макафферти о патрулировании заменило сообщение какого-то резервиста, но это продолжалось недолго. Теперь морщины вокруг его рта углубились и лицо стало суровым.
— Ты понимаешь, сынок, что нарушил правила секретности, передав мне всю эту информацию?
— Да, сэр.
— На это надо немалое мужество. Я рад видеть такого офицера среди тех, кто только и заняты тем, что прикрывают свой зад. — Пайпс встал. — Мне не нравится твоя информация, совсем не нравится. Иван вдруг начал играть роль Санта-Клауса со всем своим дипломатическим дерьмом и в то же самое время готовит к боевым действиям подводные силы. Не исключено, что это просто совпадение, а может быть, и нет. Ты мог бы вместе со мной встретиться с командующим Атлантическим флотом и начальником его разведки?
По лицу Тоуленда пробежала болезненная гримаса. Боже, куда я ввязался? — подумал он.
— Сэр, я прибыл на флот для двухнедельной переподготовки и совсем не для того, чтобы…
— У меня создалось впечатление, что ваши разведданные достаточно убедительны, капитан-лейтенант. Вы сами-то верите в то, что только что рассказали?
Тоуленд вытянулся.
— Да, сэр.
— Тогда я даю вам возможность доказать это. Вы что, не желаете рисковать — или только посвящаете в свои подозрения друзей и родственников? — резко бросил командующий.
Тоуленд слышал, что Пайпс по-настоящему крутой адмирал.
— Я готов отправиться с вами, сэр, — решительно ответил он. Пайпс поднял трубку своего телефона и набрал три цифры линии прямой связи с командующим.
— Билл? Это Дик. У меня в кабинете парень, которого, по-моему, тебе следовало бы выслушать. Помнишь, о чем мы говорили в прошлый четверг? Возможно, его сведения подтверждают это. — Короткая пауза. — Да, именно это я и имею в виду… Так точно, сэр, идем. — Пайпс положил трубку. — Макафферти, спасибо, что вы привели ко мне этого человека. Доклад о патрулировании мы обсудим сегодня после обеда, в 15.30. Тоуленд, идите со мной.
Час спустя капитан-лейтенанту запаса ВМС США Роберту М. Тоуленду сообщили, что по распоряжению министра обороны он призван на действительную службу. Правда, приказ отдал командующий Атлантическим флотом, но в течение следующей недели с формальностями будет покончено.
В этот день командующий Атлантическим флотом США собрал на рабочий ленч в «адмиральской кают-компании», что располагалась в помещении № 1 военно-морской базы, всех своих заместителей, командующих различными службами флота — ВВС, надводными кораблями, подводными силами и кораблями обеспечения. Все адмиралы с тремя звездами и более на погонах говорили приглушенными голосами, которые затихали совсем, когда стюарды входили в кают-компанию, чтобы принести новые блюда и убрать посуду. Всем им было за пятьдесят, это были старые опытные моряки, они не только формулировали военно-морскую политику, но и занимались ее
осуществлением, готовясь к чему-то, что, надеялись они, никогда не наступит. Они все еще сохраняли эту надежду, но к тому времени, когда покончили со второй чашкой кофе, было решено, что боевая подготовка кораблей и самолетов будет усилена и состоится несколько неожиданных проверок готовности всех служб флота. Командующий Атлантическим флотом договорился с главнокомандующим ВМС о встрече на следующее утро, а его заместитель по разведке отправился на коммерческом авиалайнере в Пирл-Харбор, чтобы обсудить этот вопрос со своим коллегой на Тихоокеанском флоте.
Тоуленда освободили от работы и перевели в отдел прогнозирования разведывательной службы командующего Атлантическим флотом.

Первые наблюдение

Норфолк, штат Виргиния
Тоуленд надеялся, что его мундир выглядит достаточно опрятно. Была среда, 6.30 утра, а он проснулся еще в четыре и стал репетировать свой доклад и проклинать командующего Атлантическим флотом за его привычку так рано вставать. Не иначе, подумал Боб, адмирал рассчитывал после обеда поиграть в гольф. Самому Тоуленду придется провести весь оставшийся день, как и все остальные на протяжении последних недель, в своей комнатке отдела прогнозирования в противоположном конце здания штаба, просматривая великое множество разведывательных документов и читая копии советских публикаций.
Адмиральский зал, в котором проводилось совещание, выглядел иным миром по сравнению с мрачностью остальных помещений, однако ничего удивительного в этом не было. Адмиралы любили комфорт. Боб успел посетить находившийся поблизости гальюн, чтобы избавиться от последнего отвлекающего обстоятельства, вызванного излишним количеством выпитого ранним утром кофе, с помощью которого он преодолел сонливость. Когда он вернулся в зал, адмиралы уже занимали места. Они приветствовали друг друга, но на этот раз не было шуток, обычных для столь раннего часа. Они размещались вокруг стола в соответствии со званиями и занимаемым положением. Перед немногими курящими стояли пепельницы, а перед каждым креслом на столе лежали блокнот и карандаши. Стюарды принесли на серебряных подносах несколько кофейников, сливки и сахар, затем неслышно исчезли. Чашки уже стояли на столе. Каждый адмирал налил себе кофе как непременную часть утреннего ритуала. Командующий Атлантическим флотом кивнул Тоуленду, чтобы он начинал.
— Доброе утро, господа. Около месяца назад четыре полковника Советской Армии, командовавшие полками в механизированных дивизиях, предстали перед судом военного трибунала и были расстреляны по его приговору за фальсификацию данных о боевой готовности своих частей, — начал Тоуленд, объясняя значение происшедшего.
— В начале этой недели «Красная звезда», ежедневная газета советских Вооруженных сил, опубликовала ряд статей о расстреле нескольких рядовых. Все, кроме двоих, уже завершали срок военной службы, им оставалось всего несколько месяцев до увольнения в запас. Всех обвинили в неповиновении приказам своих сержантов. Почему это представляется таким важным?
Русская армия всегда славилась строгой дисциплиной, но, как это характерно и для других сторон жизни в Советском Союзе, на деле все обстоит не совсем так, как кажется. Сержант в Советской Армии не является профессиональным военнослужащим, как в большинстве западных армий. Как и все рядовые, он призывается на службу, и в начале ее будущих сержантов выбирают из числа новобранцев, исходя из более высокого уровня умственного развития, политической благонадежности и предполагаемой способности руководить другими солдатами. Его посылают на шестимесячные курсы с очень напряженной подготовкой, и уже сержантом он возвращается в свою часть. На деле, однако, у него ничуть не больше тактических знаний и умения владеть оружием, чем у его подчиненных, такого сержанта отличает лишь практический опыт, и то только в количественном, а не в качественном отношении. В то же время в западных армиях разница между сержантами и новобранцами разительна.
В результате всего этого подлинная иерархия среди солдат в советских сухопутных войсках основывается не на звании, а на продолжительности службы в армии. В Советах призыв на воинскую службу производится два раза в году, в декабре и в июне. Поскольку продолжительность обязательной службы в Советской Армии составляет два года, в любой воинской части существует четыре категории солдат: низшая состоит из тех, кто служат первые шесть месяцев, а высшая — из тех, кто завершают службу и готовятся к демобилизации. По-настоящему высший статус в каждой стрелковой роте принадлежит солдатам, служащим последние шесть месяцев. Как правило, они требуют и получают лучшую пищу, лучшее обмундирование и выполняют наиболее легкие обязанности. Эти, с позволения сказать, ветераны обычно не обращают особого внимания на распоряжения ротных сержантов. По сути дела они подчиняются приказам офицеров, а не власти командиров отделений и помощников командиров взводов. Эти приказы выполняются ими без всякого уважения к мнению тех, кто у нас считается военнослужащими сержантского состава. Естественно, это заставляет младших офицеров выполнять обязанности наших сержантов и старшин и вынуждает их работать на пределе своих возможностей. Во многих случаях офицерам приходится заниматься проблемами, которые просто не могут входить в круг их должностных обязанностей.
— По-вашему, их воинские части функционируют по принципу организованной анархии, — заметил командующий ударными силами Атлантического флота. — Но их военно-морской флот действует совсем по-другому.
— Вы правы, сэр. Нам известно, что матросы отбывают трехлетний срок службы вместо двухлетнего в армии, и потому положение на флоте, хотя и в недостаточной мере, но отличается от армейского более высокой дисциплиной. Однако сейчас создается впечатление, что и в армии оно меняется, что дисциплина и авторитет сержантского состава восстанавливаются быстро и самыми решительными средствами.
— Сколько рядовых было расстреляно за неповиновение? — спросил генерал, командующий 2-й дивизией морской пехоты.
— Одиннадцать, сэр, в публикациях приводятся их фамилии и части, в которых они служили. Большинство расстрелянных солдат относились к высшей, «четвертой», категории, а это означает, что им оставалось меньше шести месяцев до демобилизации. Эта информация содержится в переданных вам материалах.
— В статье, на которую вы ссылаетесь, делаются общие выводы? — спросил главнокомандующий флотом.
— Нет, адмирал. В советских публикациях существует неписаное правило — это относится как к военным, так и гражданским газетам, — разрешается критиковать, но без обобщений. Это означает, что отдельные промахи можно подвергать самой резкой критике, однако по политическим причинам недопустимо делать критические замечания, относящиеся ко всей системе. Видите ли, критика, направленная против существующих порядков, тем самым представляет собой критику всего советского общества, а потому Коммунистическая партия, управляющая всеми аспектами жизни в Советском Союзе, не может допустить этого. Такое различие является малозаметным, но для них философски важным. Более того, когда называются отдельные нарушители, критике подвергается вся система, но это происходит политически допустимым способом. Статья, опубликованная в «Красной звезде», представляет собой предупреждение для всех офицеров, сержантов и рядовых в Вооруженных силах СССР: времена меняются и вы должны меняться вместе с ними. И мы в отделе прогнозирования постоянно задаем себе вопрос: ПОЧЕМУ?
Нам кажется, что это не отдельный случай меняющихся времен. — Тоуленд перелистнул страницу, включил проектор, и на экране появилась диаграмма. — В советском военно-морском флоте объем учений, проводимых с использованием боевых ракет класса «корабль-корабль», по сравнению с прошлым годом увеличился на семьдесят процентов, что не является рекордным показателем, но, как вы видите на этой диаграмме, вплотную приближается к нему. Развертывание подводных лодок, главным образом дизельных, резко сократилось, и разведывательные источники информируют нас, что очень большое число подводных лодок стоит на базах, ожидая обычного, но не для этого времени года технического обслуживания. У нас есть основания считать, что такая ситуация связана с острым дефицитом по всей стране свинцово-кислотных аккумуляторных батарей, поэтому представляется вероятным, что все советские подводные лодки переоснащаются новыми батареями и что обычное производство аккумуляторных батарей в России перенацелено на военную отрасль советской экономики.
Мы также обратили внимание на повышенную активность надводных кораблей их военно-морского флота, частей морской авиации и авиационных подразделений дальнего действия, причем и здесь возрос уровень учений, направленных на совершенствование боевой подготовки. Наконец, увеличилась продолжительность пребывания в море боевых надводных кораблей. Несмотря на то, что это увеличение является незначительным, их действия отличаются от тех, к которым мы привыкли. Вместо того чтобы перемещаться из одного порта в другой и становиться на якорь, их надводные боевые корабли проводят учения, приближенные к реальной боевой обстановке. Такое случалось и раньше, но русские всегда заблаговременно информировали об этом.
Таким образом, перед нами вырисовывается картина советского военно-морского флота, вернувшегося на базы для срочного технического обслуживания и одновременно увеличения объема боевых учений. Если сопоставить это с тем, что мы видим в армии и военно-воздушных силах, становится ясным, что Вооруженные силы Советского Союза внезапно взялись за резкое повышение своей боеготовности. И в то время, как они выдвигают предложения по сокращению стратегических ракетно-ядерных вооружений, их части, оснащенные обычным оружием, стремительно наращивают свою боеспособность. Отделу прогнозирования эта комбинация факторов представляется потенциально опасной.
— Все эти доводы кажутся мне какими-то шаткими, — пробормотал один адмирал, не вынимая изо рта трубки. — Как мы сумеем убедить кого-то в том, что это действительно опасно?
— Разумный вопрос, сэр. Любой из этих показателей, взятый отдельно, сам по себе покажется вполне логичным. Нас должно беспокоить то, что все это происходит одновременно. Проблема надлежащего использования личного состава в советских вооруженных силах существовала на протяжении поколений. Вопросы боевой подготовки, а также честности и неподкупности их офицерского корпуса тоже новы. Но особенно меня заинтересовала проблема дефицита аккумуляторных батарей. Перед нами развертывается картина того, что может указывать на распад советской экономики. В своем народном хозяйстве русские все планируют централизованно, принимая к тому же во внимание политические аспекты. Основной завод, занимающийся производством аккумуляторных батарей, работает в три смены вместо обычных двух, поэтому объем производства увеличился, однако снабжение аккумуляторами гражданского сектора сократилось. Как бы то ни было, адмирал, вы правы. Если рассматривать все эти моменты по отдельности, они ничего не значат. Только общая картина вызывает у нас ощущение беспокойства.
— Значит, вы обеспокоены, — констатировал командующий Атлантическим флотом.
— Да, сэр.
— И я тоже, сынок. Что еще вы предпринимаете?
— Мы направили запрос в штаб-квартиру главнокомандующего объединенными силами НАТО в Европе с просьбой информировать нас обо всем, что может показаться им необычным в действиях Западной группы советских войск в Германии. Норвежцы усилили наблюдение за советскими военными судами в Баренцевом море. К нам поступает больше спутниковых фотографий портов и
военно-морских баз. Мы проинформировали РУМО о наших подозрениях, и они ведут собственное расследование. К нам начинает поступать все больше составляющих этой головоломки.
— Как относительно ЦРУ?
— РУМО установило контакт с ЦРУ по этому поводу через свою штаб-квартиру в Арлингтон-Холле.
— Когда начинаются весенние маневры у русских? — спросил главнокомандующий.
— Сэр, ежегодные весенние маневры стран-участниц Варшавского договора — в этом году их кодовое название «Прогресс» — должны начаться через три недели. Есть сведения, что русские, придерживаясь духа разрядки международной напряженности, намереваются пригласить военных наблюдателей из стран НАТО, а также западных корреспондентов…
— Так вот, скажу вам, что больше всего пугает меня во всем этом, — проворчал
командующий надводными силами Атлантического флота. — Вдруг они решили делать то, о чем мы их все время просили.
— Попытайтесь убедить в этом газеты, — заметил командующий ВВС Атлантики.
— Итак, какие будут рекомендации? — обратился командующий к начальнику оперативного управления.
— Мы сами уже ведем весьма напряженную боевую подготовку. Думаю, не повредит, если мы еще больше усилим ее. Тоуленд, вы только что сказали, что на эту мысль вас навел дефицит аккумуляторных батарей в гражданском секторе экономики. Вы пытаетесь обнаружить еще что-то необычное?
— Да, сэр, делаем все возможное. Этим занимается РУМО, обратившееся и к ЦРУ. Будут проведены дополнительные проверки. Если вы позволите мне дать еще кое-какие разъяснения, господа, то дело в том, что советская экономика носит централизованный характер, как я уже говорил раньше. Их промышленные планы строго соблюдаются. От этих планов стараются не отклоняться, поскольку любые отклонения в централизованной экономике ведут к эффекту домино и нарушают все отрасли народного хозяйства. Возможно, слово «развал» будет пока излишне сильным…
— Но у вас весьма обоснованные подозрения, — заметил главнокомандующий. — Вы сообщили нам немало интересного, Тоуленд. В конце концов, вам платят за то, чтобы вы подозревали противника. Спасибо.
Тоуленд воспользовался заключительной фразой адмирала флота и вышел из зала. Адмиралы остались, чтобы обсудить создавшуюся ситуацию.
Боб с облегчением покинул зал. Как ни приятно выступать перед такой аудиторией и чувствовать на себе внимание высших офицеров флота, когда дюжина адмиралов разглядывает тебя, словно микроба в чашке Петри, ощущаешь, что стареешь прямо на глазах. Он прошел по крытому переходу в свою часть здания, поглядывая в окна и наблюдая за тем, как сотрудники, приехавшие на службу позже других, ищут место для стоянки. Трава на лужайке уже зеленела во всю. Гражданские садовники водили по ней газонокосилки, а несколько человек занимались удобрением почвы. Кустарники уже пустили побеги, и Тоуленд надеялся, что им дадут немного разрастись, прежде чем примутся подравнивать живую изгородь. Он знал, что весной Норфолк весьма привлекателен, особенно когда аромат азалий ощущается в воздухе, соленом от моря. Интересно, подумал Боб, хорошо ли здесь летом.
— Как прошел твой доклад? — спросил Чак. Тоуленд снял китель и картинно сделал несколько приседаний.
— Вполне прилично. Как видишь, вышел оттуда живым и здоровым.
— Мне не хотелось огорчать тебя заранее, но среди этих адмиралов есть и те, кто вполне способны помешать этому. Говорят, что сам командующий любит на завтрак жареного капитана третьего ранга с подливкой из мелконакрошенного лейтенанта.
— Подумаешь. На то он и адмирал, правда? Мне приходилось делать доклады и раньше, Чак. — Все морские пехотинцы считают всех моряков интеллигентскими хлюпиками, напомнил себе Тоуленд. Не стоит укреплять в Чаке такое мнение.
— Ну и какие будут выводы?
— Начальник оперативного управления начал говорить о необходимости повысить интенсивность боевых учений. Тут я и покинул зал.
— Отлично. Во второй половине дня нам должны доставить пакет спутниковых фотографий. Лэнгли и Арлингтон интересуют кое-какие вопросы. Пока ничего определенного, но, мне кажется, они натолкнулись на любопытную информацию. Если окажется, что ты прав. Боб, — ну, ты ведь знаешь, что тогда произойдет.
— Конечно. Кто-то, кто находится ближе нас к округу Колумбия, примет на себя честь этого открытия. Черт побери, Чак, мне это без разницы, мне хочется, чтобы я ошибся! Предпочитаю, чтобы все устаканилось, и тогда я смогу вернуться к себе домой и заняться садом.
— Ну что ж, возможно, у меня есть для тебя хорошие новости. Наш телевизионный приемник подсоединили к новой спутниковой антенне с усилителем. Я убедил сотрудников связи, и они предоставят нам возможность смотреть русское телевидение и слушать их вечерние новости. Вряд ли мы узнаем что-то определенное, но сумеем уловить настроение. Я уже попробовал включить телевизор как раз перед твоим приходом, и выяснилось, что у русских фестиваль Сергея Эйзенштейна — показывают все его классические фильмы. Сегодня будет "Броненосец «Потемкин», за ним несколько других фильмов, и тридцатого мая кинофестиваль заканчивается «Александром Невским».
— Вот как? У меня есть кассета с «Невским».
— Да, так вот, они взяли негативы кинофильмов, отправили их в лондонскую фирму EMI для изготовления дискретных копий и перезаписали музыкальное сопровождение Прокофьева в системе «Долби». Мы сделаем видеозаписи. У тебя какой видеомагнитофон VHS или «Бета»?
— VHS. — Тоуленд засмеялся. — Оказывается, у нашей работы есть свои преимущества. Вот уж не ожидал. Итак, что нового к нам поступило?
Лоу передал ему документы — пачку дюймов в шесть. Врем" приниматься за работу. Тоуленд устроился поудобнее в кресле и начал просматривать материалы.
Киев, Украина
— Ситуация улучшается, товарищ генерал, — доложил Алексеев. — Налицо несомненное укрепление дисциплины среди офицеров. Учения, в которых участвовала 261-я гвардейская дивизия, прошли сегодня утром очень хорошо.
— А как дела со 173-й гвардейской? — спросил командующий Юго-Западным округом.
— Им тоже нужно еще поработать, но они будут готовы к сроку, — уверенно заявил Алексеев. — Офицеры действуют, как и подобает офицерам. Теперь нам нужно заставить рядовых действовать, как надлежит солдатам. Увидим их в деле, когда начнутся маневры «Прогресс». Необходимо, чтобы наши офицеры отказались от стандартной полевой хореографии и стремились проявлять инициативу, искать реальные пути к достижению успеха на поле боя. Мы сможем воспользоваться учениями, чтобы выяснить, кто из командиров не в состоянии приспособиться к боевой обстановке, и заменить их более молодыми офицерами, способными на это. — Генерал Алексеев сел в кресло напротив стола командующего. По его расчетам ему понадобится не меньше месяца, чтобы как следует отоспаться.
— У тебя усталый вид, Паша, — заметил командующий Юго-Западным округом.
— Нет, товарищ генерал, просто не хватает времени. — Алексеев усмехнулся. — Но если мне придется еще раз слетать куда-нибудь на вертолете, боюсь, у меня вырастут крылья.
— Паша, прошу тебя, отправляйся домой и не показывайся в штабе двадцать четыре часа.
— Но я…
— Будь ты конягой, — улыбнулся генерал, — то к этому моменту был бы уже загнанным. Рассматривай это как приказ командующего: двадцать четыре часа полного отдыха. Мне хотелось бы, чтобы ты наверстал упущенный сон, но тебе решать. Подумай сам, Павел Леонидович. Если бы мы вели сейчас боевые операции, ты не испытывал бы усталости — это закон войны, преподанный нам еще немцами в Отечественную. Мне нужны твои способности и талант организатора на все сто процентов — а если ты будешь и дальше так загонять себя, от тебя не будет никакого проку именно в тот момент, когда ты потребуешься мне больше всего. Жду тебя у себя в 16.00 завтра — обсудим наш план наступления на Персидский залив. Надеюсь, ты сумеешь как следует отдохнуть.
Алексеев встал. Начальник был ворчливым старым медведем, так похожим на его отца. И настоящим солдатом.
— Прошу принять во внимание, что вынужден повиноваться приказу моего командующего. — Оба рассмеялись. Смех снял напряжение у обоих.
Алексеев вышел из кабинета генерал-полковника и спустился к своему штабному автомобилю. Когда машина остановилась у дома, где находилась квартира генерала, водителю пришлось его будить.
Подводный ракетоносец ВМС США «Чикаго»
— Маневр сближения, — приказал Макафферти. В течение двух часов он следовал за надводным кораблем, с того самого момента, когда гидролокационный пост обнаружил его на расстоянии сорока четырех миль от подлодки. Ракетоносец сближался с судном только на основании данных гидролокатора; согласно приказу капитана, в центр управления огнем с поста не сообщили, что это за корабль. В настоящем походе каждый контакт с надводным кораблем рассматривался как контакт с неприятелем.
— Расстояние до цели три тысячи пятьсот ярдов, — доложил помощник. — Пеленг один-четыре-два, скорость восемнадцать узлов, курс два-шесть-один.
— Поднять перископ! — скомандовал Макафферти. Перископ управления огнем плавно выдвинулся из своей тумбы на правом борту надстройки. Старшина подошел к перископу и, опустив ручки управления, направил его на соответствующий пеленг. Капитан взглянул в объектив и навел перекрестье прицела на носовую часть корабля.
— Пеленг — ноль!
Главный старшина нажал на кнопку, передавая пеленг на компьютер управления стрельбой МК-117.
— Угол по носу двадцать градусов, правый борт. Техник центра управления огнем ввел данные в компьютер. Микропроцессор мгновенно рассчитал углы и расстояния.
— Расчетные данные получены. Аппараты три и четыре готовы!
— О'кей. — Макафферти отошел от перископа и повернулся к помощнику:
— Хотите посмотреть, кого мы только что потопили?
— Вот это да! — Помощник засмеялся и опустил перископ. — Отто Кречмер сдох бы с зависти.
Макафферти взял микрофон общекарабельного вещания.
— Говорит капитан. Мы только что закончили учение по слежению за кораблем неприятеля. Для тех, кого это интересует, сообщаю, что «вражеским» кораблем, который мы потопили, был супертанкер «Юниверс Айленд», загруженный тремястами ста сорока тысячами тонн нефти-сырца. Конец. — Он повесил микрофон на место.
— Критические замечания, помощник.
— Цель была слишком простой, шкипер, — отозвался тот. — Скорость и курс оставались постоянными. После обнаружения можно было бы сократить расчеты на четыре-пять минут, но ведь мы вели их, исходя из того, что цель будет двигаться, постоянно меняя курс. На мой взгляд, именно так и надо поступать с целью, которая движется не слишком быстро. Считаю, что все прошло хорошо.
Макафферти кивнул, соглашаясь с помощником. Скоростная цель вроде эскадренного миноносца
вполне может полным ходом направиться к подводной лодке, тогда как цель, не обладающая большой скоростью, в боевых условиях скорее всего попытается двигаться переменным курсом.
— Да, мы постепенно совершенствуем маневры сближения и атаки. — Капитан посмотрел на персонал центра управления огнем. — Молодцы, парни. Действуйте так и дальше. — В следующий раз, подумал Макафферти, он даст команду гидролокационному посту не сообщать об обнаруженной цели до самого последнего момента. Тогда он проверит, насколько успешно действуют его люди в обстановке, требующей мгновенных решений. А пока он решил больше полагаться на учения, напряженные и частые, проводимые с помощью компьютерного моделирования.
Норфолк, штат Виргиния
— Да, это аккумуляторные батареи. Теперь подтверждение получено. — Лоу передал Тоуленду пачку спутниковых фотографий. Отчетливо были видны несколько грузовиков, и хотя у большинства кузовы были затянуты брезентом, у трех брезентовое покрытие уже сняли, и груз с высоколетящего спутника хорошо просматривался. Тоуленд увидел продолговатые очертания огромных аккумуляторных батарей, похожих на ванны, и матросов, волокущих их по пирсу.
— Когда были сделаны эти снимки? — спросил Тоуленд.
— Восемнадцать часов назад.
— Они больше пригодились бы мне сегодня утром, — проворчал молодой офицер. — Похоже, что у пирса ошвартованы три подводные лодки типа «танго» «"Танго" — тип особо бесшумной советской дизельной подводной лодки.». Грузовики десятитонные. Их тут девять. Я уже навел справки — каждая аккумуляторная батарея в сухом виде весит двести восемнадцать килограммов.
— Неужели? А сколько их требуется для одной подлодки?
— Много. — Тоуленд усмехнулся. — Точное число нам неизвестно. По полученным мною оценкам, существуют четыре варианта, и расхождения достигают тридцати процентов. Впрочем, скорее всего число аккумуляторных батарей для разных лодок различно. Чем больше субмарин одного типа строится на верфях, тем сильнее соблазн их усовершенствовать. По крайней мере мы поступаем именно так. — Тоуленд поднял голову. — Нам нужно как можно больше таких фотографий.
— Об этом уже позаботились. Отныне нам будут присылать все снимки военно-морских баз. Что ты думаешь о готовности надводных кораблей?
Тоуленд пожал плечами. Снимки запечатлели с дюжину боевых кораблей — от крейсеров до эсминцев. На палубе каждого из них виднелось множество кабелей и упаковочных ящиков, и всюду работали матросы.
— Судя по этим фотографиям, трудно сказать. Не видно подъемных кранов, не ведется погрузки тяжелых предметов, но краны тоже могут перемещаться. В этом-то и вся проблема. Все, что может интересовать на кораблях, находится в укрытии. На основании этих снимков можно только сказать, что они ошвартованы у причалов, все остальное будет предположением. Даже глядя на подводные лодки, мы всего лишь догадываемся, что они занимаются погрузкой аккумуляторных батарей.
— Перестань, Боб, — недовольно фыркнул Лоу.
— А ты сам подумай, Чак, — продолжил Тоуленд. — Они ведь знают о наших разведывательных спутниках и догадываются об их назначении, верно? Им известны орбитальные траектории и их параметры, и потому они знают, в какой точке находятся спутники в любой заданный момент. Если им действительно захочется провести нас, неужели это так трудно? Если бы перед тобой поставили задачу обмануть спутники и тебе было бы все о них известно, как бы ты поступил? Мы слишком уж зависим от этих «птичек». Они приносят огромную пользу, несомненно, но у них есть определенные ограничения. Было бы неплохо получить разведданные от человеческих источников.
Полярный, Россия
— Это невероятно — заливать в боевой корабль бетон, — заметил Флинн, возвращаясь на автомобиле в Мурманск. Он даже не подозревал, что в подводных лодках используется балласт.
— В самом деле, но какую пользу это приносит! — воскликнул сопровождающий их молодой капитан-лейтенант советского флота. — Если бы только ваши военно-морские силы последовали этому примеру!
Флинн и Каллоуэй обратили внимание на то, как умело разместили небольшую группу журналистов, которым позволили, стоя на пирсе, следить за выводом из строя двух первых атомных подводных ракетоносцев типа «янки» с баллистическими ракетами на борту. Иностранных корреспондентов возили по двое, по трое в сопровождении морского офицера и водителя. Впрочем, этого следовало ожидать. Больше всего обоих журналистов изумило, что их вообще допустили на столь секретную военно-морскую базу.
— Жаль, что ваш президент не разрешил присутствовать здесь группе американских офицеров, — продолжал сопровождающий.
— Да, вынужден согласиться с вами, капитан, — кивнул Флинн. Если бы на процедуре нейтрализации подводных лодок присутствовали американские морские офицеры, статья, которую он намеревался передать, выглядела бы еще более сенсационно. А сейчас здесь находились только два офицера — швед и индиец, причем оба не из подводного флота. Только они сумели вблизи наблюдать за тем, что корреспонденты окрестили «бетонной церемонией», а потом уверенно сообщили: да, бетон был залит в каждую пусковую шахту на двух подводных лодках. Флинн засек по секундомеру время, потребовавшееся на заливку бетона, чтобы по возвращений кое-что проверить. Какой объем пусковой шахты? Сколько бетона требуется, чтобы заполнить ее? Какой должна быть продолжительность этой процедуры? — И все-таки, капитан, согласитесь, что американская реакция на предложение вашей стороны была крайне позитивной, — закончил Флинн.
В течение всего этого разговора Уильям Каллоуэй молча смотрел в окно автомобиля. Он был корреспондетом во время войны за Фолклендские острова и передавал новости с фронта своему телеграфному агентству, к тому же он провел немало времени на Королевском военно-морском флоте — как на боевых кораблях, так и на верфях, — наблюдая за снаряжением судов, готовящихся отправиться на юг. Сейчас они проезжали мимо пирсов и складских помещений, предназначенных для технического обслуживания надводных кораблей. Здесь что-то было не так, но Каллоуэй никак не мог понять что именно. Флинн не знал, что его приятель часто оказывал неофициальную помощь Интеллиджене сервис, британской разведывательной службе. Каллоуэй никогда не занимался разведкой сам — в конце концов он журналист, а не шпион, — но, подобно большинству репортеров, был умным и наблюдательным человеком и замечал многое из того, что его редакторы не хотели включать в репортажи, не желая загромождать текст лишними подробностями. Он даже не имел представления о том, кто занимает должность резидента британской разведки в Москве, но часто встречался и беседовал со знакомым дипломатом в посольстве Ее Величества. Переданные им сведения поступят по нужному адресу.
— А каково мнение нашего английского друга о советских верфях? — спросил капитан с широкой улыбкой на лице.
— Они гораздо современнее наших, — отозвался Каллоуэй. — Кроме того, капитан, насколько я понимаю, у вас нет профсоюза докеров? Офицер рассмеялся.
— В Советском Союзе в этом нет необходимости. У нас рабочим и так принадлежит все. — Оба корреспондента заметили, что слова капитана в точности соответствуют лозунгам партии. А как же иначе?
— Вы подводник? — спросил англичанин.
— Нет! — воскликнул капитан и громко засмеялся. Русские любят смеяться, когда считают это необходимым, подумал Флинн. — Я вырос в степях, люблю синее небо и широкие горизонты. Я глубоко уважаю моих товарищей, которые служат в подводном флоте, но не испытываю ни малейшего желания присоединиться к ним.
— Вы точно выразили и мои чувства, капитан. — согласился Каллоуэй. — Мы, пожилые британцы, испытываем слабость к нашим садам и паркам. А все-таки где вы служите?
— Сейчас меня списали на берег, но до этого я служил на ледоколе «Леонид Брежнев». Мы занимались гидрографическими исследованиями, а также пробивали путь через льды для торговых судов, ходивших по Северному морскому пути в Тихий океан.
— Нелегкая работа, должно быть, — заметил Каллоуэй. — И опасная. — Давай, говори побольше, старина, подумал он.
— Не только это. Требуется немалая осторожность, верно, но мы, русские, привыкли к холоду и льдам. На нас возложена почетная задача способствовать экономическому развитию своей страны.
— А вот я никогда не смог бы стать моряком, — покачал головой Каллоуэй и заметил удивленное выражение на лице Флинна:
«Так уж не смог бы…» — Слишком много приходится трудиться, даже на стоянке в порту. Как теперь, например. Ваши верфи всегда так загружены работой?
— Да разве это загружены? — не подумав, ответил капитан. Корреспондент агентства Рейтер кивнул. Корабли стояли, ошвартованные бортами, но на них почти никто не работал. По палубам передвигались лишь отдельные матросы. Большинство кранов замерло в неподвижности. Грузовики застыли. Однако надводные корабли и вспомогательные плавсредства сгрудились, словно… Он посмотрел на часы. Половина четвертого. Рабочий день еще не мог закончиться.
— Великое событие для разрядки напряженности между Востоком и Западом, — произнес он, скрывая свои истинные чувства. — Пэт и я напишем отличные обзоры и расскажем о нем нашим читателям.
— Отлично, — снова улыбнулся капитан. — Настало время для настоящего мира на Земле.
Через четыре часа корреспонденты вернулись в Москву после как всегда утомительного перелета самолетом «Аэрофлота», кресла для которого придумал не иначе как Торквемада. Журналисты направились к автомобилю Флинна — машина Каллоуэя все еще стояла без движения с испорченным двигателем. Англичанин не переставая ворчал, что ему пришлось пользоваться в Москве советским автомобилем, вместо того чтобы привезти из Англии свой «моррис». Стоит у «жигулей» чему-нибудь выйти из строя, и достать запчасти практически невозможно.
— Ну что, Патрик, как тебе сегодняшний материал для статьи?
— Отличный. Жаль только, что не удалось сделать несколько снимков. — Им обещали доставить фотографии агентства ТАСС, где запечатлена «бетонная церемония».
— Что ты думаешь о самой базе?
— Очень большая. Я однажды провел день на базе в Норфолке. Они показались мне похожими.
Каллоуэй задумчиво кивнул. Гавани действительно походят друг на друга, но почему военно-морская база в Полярном выглядит как-то странно? — подумал он. Или это обычная репортерская подозрительность? Постоянный вопрос: что они скрывают? Однако до сих пор Советы никогда не пускали его на военно-морскую базу, а это его третий срок работы в Москве. Вот в Мурманске Каллоуэю приходилось бывать и раньше. Однажды он встретился с мэром города и спросил его, какое влияние оказывает присутствие морских офицеров и матросов на управление городом. В Мурманске повсеместно видны на улицах офицерские фуражки и матросские бескозырки. Мэр попытался ускользнуть от прямого ответа и наконец произнес: «В
Мурманске нет военно-морского флота». Типично русский ответ на острый вопрос, а вот теперь они пустили дюжину западных корреспондентов на одну из самых секретных баз Северного флота. Выходит, им захотелось доказать, что они ничего не скрывают от международной общественности. Или наоборот — скрывают? После того как он закончит репортаж о «бетонной церемонии» и передаст его в Лондон, непременно зайдет в посольство выпить бренди с приятелем-дипломатом. К тому же там у них намечается какой-то прием.
Он приехал в английское посольство, расположенное на набережной Мориса Тореза, прямо напротив Кремля, чуть позже девяти вечера. Бокалы бренди следовали один за другим. После четвертого корреспондент смотрел на карту военно-морской базы и, пользуясь своей профессиональной памятью, показывал, что он там видел. Час спустя переданная им информация была зашифрована и отправлена в Лондон.

Последний взгляд

Норфолк, штат Виргиния
— Быстро возникающие привычки долго сохраняются, Чак. — Они смотрели четвертый русский фильм, передаваемый через спутник. Тоуленд протянул Лоу пакет с попкорном. — Жаль, что ты вернулся в морскую пехоту.
— Прикуси язык! В шестнадцать ноль-ноль во вторник полковник Чарлз Деуинтер Лоу возвращается в морскую пехоту. Занимайтесь перекладыванием бумаг без меня.
Тоуленд засмеялся:
— Неужели ты не будешь скучать без наших вечерних киносеансов?
— Пожалуй, буду. — Дисковая антенна, находящаяся в полумиле от них, медленно поворачивалась вслед за русским спутником связи. Они получали информацию с него и еще с двух таких же спутников в течение нескольких недель — следили за новостями, передаваемыми по советскому телевидению, и попутно просматривали вечерние кинофильмы. Оба офицера были поклонниками искусства Сергея Эйзенштейна.
А кинофильм «Александр Невский» был его шедевром, вершиной его режиссерского мастерства.
Тоуленд открыл банку кока-колы.
— Интересно, как отнесся бы Иван к вестернам Джона Форда? У меня создается впечатление, что товарищ Эйзенштейн смотрел их.
— Да, Дьюк пришелся бы им по вкусу. Или еще лучше, Эррол Флинн. Сегодня вечером ты едешь домой?
— Сразу после фильма. Господи, наконец-то у меня уик-энд целых четыре дня. И как только я сумел выдержать такое напряжение?
На экране показались имена актеров в новом формате, отличном от того, в котором фильм был записан на видеокассете у него дома. Оригинал фонограммы сохранили и немного подчистили, зато музыка была записана заново Московским симфоническим оркестром в сопровождении хора. Она еще лучше отражала гениальное творение Прокофьева.
Фильм начался с широкой панорамы русских.., степей? подумал Тоуленд. Или это южные области страны? Как бы то ни было, перед ними промелькнули необъятные поля, поросшие травой, усеянные костями и оружием, оставшимся после давней биты с монголами. Желтая угроза все еще вызывала ужас у русских. В состав Советского Союза вошло много народов монгольского происхождения, однако теперь у китайцев было ядерное оружие и самая большая в мире армия.
— Блестящее изображение, — восхищенно заметил Лоу.
— Да, намного лучше, чем на моей кассете, — согласился Тоуленд. Запись вели два видеомагнитофона, работающие в системе VHS, хотя видеокассеты принесли с собой сами офицеры — генеральный инспектор Атлантического флота строго относился к использованию государственного имущества в личных целях.
Все, что происходило на экране, напомнил себе Тоуленд, разворачивалось совсем недалеко от побережья Балтийского моря. Главный герой фильма появился на фоне песни, — он отдавал команды рыбакам, которые вытаскивали на берег сеть с уловом. Офицеры признали, что князь представлен в духе соцреализма — герой фильма был занят физическим трудом. Краткая перебранка с монголами, затем размышления о том, какая опасность для целостности русского государства серьезней — немцы или монголы.
— Господи, неужели и сейчас они продолжают мыслить таким же образом? — усмехнулся Тоуленд.
— Чем больше происходит перемен, тем меньше меняется общая ситуация, — заметил Лоу, открывая свою банку кока-колы.
— Интересный этот артист, между прочим. Когда он вошел в воду, чтобы помочь тянуть сеть, то как-то странно размахивал руками, словно девушка.
— А ты бы сам попробовал бежать в воде, когда она выше колен, — посоветовал Лоу.
И тут сцена изменилась — на экране появилась Германская Угроза.
— Сборище праздных рыцарей, как во времена крестовых походов. Черт побери, это мало отличается от фильмов тридцатых годов про индейцев. Рубят жителей, бросают младенцев в огонь.
— Как ты думаешь, они действительно были такими?
— Тебе приходилось слышать о месте под названием Освенцим, Боб? — поинтересовался Лоу. — Ведь там все происходило в цивилизованном двадцатом веке.
— Тогда у них не было с собой епископа.
— А ты почитай про освобождение крестоносцами Иерусалима. Они или убивали, или сначала насиловали, а потом убивали — и все ради вящей славы Господней, в присутствии епископов и кардиналов, восторженно благославляющих рыцарей на дальнейшие подвиги. Да, события, которые легли в основу фильма, скорее всего происходили в действительности. Общеизвестно, что во время боевых действий на Восточном фронте во вторую мировую было немало зверств с обеих сторон. Это была жестокая война. Хочешь еще попкорна?
Наконец закончился сбор ополчения, главным образом крестьян. Послышалась песня:
Вставайте, люди русские…
— Черт побери! — Тоуленд даже привстал с кресла. — Ты только послушай, как звучит эта песня! — Фонограмма стала почти идеальной, не мешали даже помехи, связанные с передачей через спутник связи.
Вставайте, люди русские,
На славный бой, на смертный бой
За нашу землю честную.
Вставайте, люди русские!
За время исполнения песни Тоуленд насчитал больше двадцати раз, когда использовалось, слово «русские» или «Русь».
— Странно, — заметил он. — Раньше они не говорили об этом так открыто. Советский Союз считается большой счастливой семьей, в которой дружно живут все народы, а не новой российской империей.
— Думаю, это можно назвать историческим каламбуром, — отозвался Лоу. — Сталин распорядился снять этот фильм, чтобы пробудить у народа тревогу по поводу нацистской опасности. Старик Джо был грузином, но оказался чертовски упрямым русским националистом. Действительно странно, но он вообще был странным парнем.
Кинофильм явно создавался в тридцатые годы. Крикливые действующие лица словно сошли с кадров фильмов Джона Форда или Рауля Уолша: одинокая героическая фигура князя Александра Невского, два его мужественных, но немного шутовских соратника и непременная любовная линия. Враги русских — германские рыцари — были надменны и большей частью невидимы за не правдоподобными шлемами, изготовленными по эскизам самого Эйзенштейна. Вторгшиеся немцы уже поделили между собой Русь. Один рыцарь стал «князем» Пскова, где продемонстрировал ужасный пример «умиротворения» — оккупанты умертвили множество стариков, женщин и детей, причем младенцев бросали в огонь, дабы показать, кому принадлежит власть. На льду замерзшего озера развернулась грандиозная баталия.
— Какому безумцу может прийти в голову участвовать в битве на замерзшем озере, когда на тебе полтонны листовой стали? — простонал Тоуленд. Лоу объяснил, что так, более или менее, все и случилось на самом деле.
— Наверняка сначала обе армии маневрировали, как в фильме «Они погибли, не успев снять сапоги», — заметил полковник, — но битва на льду озера произошла в действительности.
Само сражение представляло собой подлинно эпическую картину. Германские рыцари бросились вперед, не обращая никакого внимания на разумную тактику боя, и русские крестьяне под умелым руководством Александра Невского и двух его соратников окружили их ловким маневром, словно в битве при Каннах. Затем, разумеется, произошла схватка между князем Александром и главой Ливонского ордена. Сомневаться в ее исходе не приходилось. Русский князь одержал победу, ряды немецких рыцарей дрогнули, и, когда они попытались сдержать атаку русских на краю озера, лед не выдержал их тяжести, и почти все закованные в сталь рыцари погибли в воде.
— Вот это достаточно реалистично, — усмехнулся Лоу. — Подумай только, сколько армий нашли свою погибель на русской земле!
Остальная часть фильма была посвящена мирным делам. Счастливо закончилась любовная линия (каждый из героев-клоунов удостоился любви прелестной девушки), и победители въехали в освобожденный Псков. Тоуленду показалось странным, что, несмотря на то что князь поднял к себе на седло несколько детей, он не проявил ни малейшего интереса к женскому обществу. Завершился фильм проповедью — князь Александр Невский, один на экране, произнес речь о том, что «кто придет с мечом на русскую землю, от меча и погибнет».
— Режиссер пытается сделать Невского похожим на Сталина, а?
— Да, пожалуй, — согласился Лоу. — Одиночка, сильный и волевой, отец народа, стремящийся облагодетельствовать его, — и облагодетельствовал! Что ни говори, а это лучший из всех когда-либо снятых пропагандистских фильмов. Но самое смешное, что, когда через год Россия и Германия подписали пакт о ненападении, Эйзенштейну поручили постановку вагнеровской «Валькирии». Это можно назвать карой за оскорбление немецкой чувствительности.
— Ты знаешь о русских гораздо больше моего, Чак. Полковник Лоу выдвинул из-под своего стола картонную коробку и начал укладывать в нее свои личные вещи.
— Понимаешь, если есть вероятность, что тебе придется воевать с кем-то, нужно постараться узнать о нем как можно больше.
— Ты думаешь, что такая вероятность существует? Полковник нахмурился:
— Я достаточно повоевал во Вьетнаме, но ведь нам платят за это, правда?
Тоуленд встал и потянулся. Ему предстояли еще четыре часа в автомобиле.
— Полковник, для такого земноводного, как я, было приятно работать с вами.
— Да и тупоголовый морской пехотинец тоже не слишком скучал. Послушай-ка, когда я с семьей устроюсь в Леджуне, почему бы тебе не навестить нас? Там великолепная рыбалка.
— Договорились. — Они пожали друг другу руки. — Желаю тебе удачи в должности командира полка, Чак.
— А тебе удачи на работе здесь. Боб.
Тоуленд направился к своей машине. Он уже уложил вещи, так что тут же выехал с Терминал-булвар, направляясь к магистральному шоссе 64. Самым трудным участком пути домой был тоннель Хэмптон-Роудс, где скапливался транспорт, а после него началось удручающее однообразие езды по широкому ровному шоссе. Автоматически управляя машиной, Тоуленд вспоминал отдельные сцены из фильма Эйзенштейна. Чаще всего перед его мысленным взором возникала самая страшная из них — немецкий рыцарь с крестом на латах, знаком крестоносца, вырывает младенца у матери, прижимающей его — ее? — к груди, и бросает в огонь. Разве можно, увидев такое, не испытывать ярости? Не удивительно, что возбуждающая ненависть песня «Вставайте, люди русские» превратилась в народную и стала такой популярной. Некоторые сцены требовали кровавого мщения, что и стало следствием пламенного призыва Прокофьева к оружию. Незаметно для себя Тоуленд начал напевать песню. Ты ведь профессиональный офицер разведки, улыбнулся он про себя, и должен думать, как те люди, которыми тебе приходится заниматься.., за землю нашу честную!
— Извините меня, сэр, что вы сказали? — спросила женщина, собирающая плату за проезд через тоннель.
Тоуленд потряс головой. Неужели он пел вслух? Со смущенной улыбкой он передал ей семьдесят пять центов. Что она может подумать, услышав, как
американский морской офицер поет по-русски?
Москва, Россия
Было уже за полночь, когда грузовик проехал по Большому Каменному мосту и свернул к Боровицким воротам, ведущим в Кремль. Водитель остановил машину у первого караула кремлевской охраны. Документы, разумеется, оказались в полном порядке, и им разрешили ехать дальше. У Большого Кремлевского дворца их снова остановили и опять проверили документы. Оставались последние пятьсот метров.
— Что вы везете так поздно ночью, товарищи? — спросил капитан.
— Хозяйственные припасы для чистки и дезинфекции. Смотрите, сейчас покажу. — Водитель вышел из кабины и неторопливо обогнул грузовик. — Должно быть, приятно работать в ночную смену, когда вокруг все так спокойно?
— Это верно, — согласился капитан. Через полтора часа он сменялся с дежурства.
— Вот, смотрите. — Водитель откинул в сторону брезент, прикрывающий кузов. Внутри стояли двенадцать больших банок промышленного растворителя и ящик с запчастями.
— Немецкие? — Капитан удивился. Он служил в кремлевской охране всего две недели.
— Да. Фрицы делают отличные вещи для уборки помещений, и начальство пользуется именно ими. Вот в этих банках жидкость для чистки ковров. А в этих — для мытья стен в туалетах. А здесь состав для мытья окон. В ящике — сейчас открою. — Он легко снял крышку, потому что гвозди выдернули заранее. — Как видите, товарищ капитан, запчасти для оборудования. Даже немецкие машины иногда выходят из строя.
— Откройте одну из банок, — приказал капитан.
— Как скажете, товарищ капитан. Боюсь только, что вам не понравится запах. Какую открыть? — Водитель взял маленький ломик.
— Вот эту. — Капитан показал на банку с жидкостью для мытья кафеля.
Водитель засмеялся.
— Самая вонючая. Отойдите подальше, товарищ капитан, иначе это дерьмо может обрызгать ваш мундир.
Капитан, лишь недавно направленный на службу в охрану Кремля, строго соблюдал правила и не отошел от грузовика. Отлично, подумал водитель. Он подсунул конец ломика под крышку банки, повернул и ударил по ломику свободной рукой. Крышка слетела в сторону и на капитана брызнула струя растворителя.
— Черт возьми! — воскликнул капитан. Запах действительно был отвратительным.
— Я ведь предупредил вас.
— Что это за пакость?
— Этот состав применяется для удаления налета со стен, покрытых кафелем. Он легко сходит с ткани, только нужно поскорее отдать мундир в химчистку. Видите ли, в состав жидкости входит кислота, и она может разъесть ткань.
Капитан с трудом удержался от ругательства. Но разве водитель не предупредил его? В следующий раз нужно последовать совету и не стоять так близко, подумал он.
— Хорошо, проезжайте.
— Спасибо. Мне очень жаль, что так получилось, товарищ капитан. Не забудьте быстрее сдать мундир в химчистку.
Капитан дал знак солдату и отошел в сторону. Солдат открыл дверь. Водитель с грузчиком вошли внутрь здания и выкатили тележку.
— Я ведь предупредил его, — заметил водитель, обращаясь к солдату.
— Это уж точно, товарищ. — Солдат удовлетворенно улыбнулся. Он тоже предвкушал скорую смену с дежурства, да и к тому же не так часто видишь офицера в неловком положении.
Водитель следил за тем, как грузчик укладывал банки на тележку, и пошел следом, когда тот покатил тележку внутрь здания, направляясь к грузовому лифту. Затем они вернулись к грузовику за второй партией банок.
Они поднялись на третий этаж, отключили питание в лифте и перевезли банки в кладовую, находящуюся под большим залом, предназначенным для заседаний, который находился на четвертом этаже.
— Ты ловко управился с этим капитаном, — заметил грузчик. — А теперь принимаемся за работу.
— Так точно, товарищ полковник, — тут же ответил водитель. У четырех банок с жидкостью для чистки ковров были фальшивые крышки с небольшими емкостями под ними — там действительно находился состав, применяемый при чистке ковровых дорожек. Лейтенант снял крышки и емкости и отставил их в строну, затем достал из объемистых банок подрывные заряды. Полковник запомнил наизусть строительные чертежи здания. Колонны, поддерживающие пол зала на четвертом этаже, размещались по углам помещения. У основания каждой с внутренней стороны были заложены мощные заряды. Пустые банки поставили рядом, скрывая их. Далее лейтенант снял с потолка акустические панели. Обнажились стальные балки, на которых покоилась бетонная плита, служившая основанием зала. Заложив оставшиеся заряды у краев балок, акустические панели вернули на место. В каждом заряде был уже установлен детонатор. Полковник достал из кармана электронное взрывное устройство, посмотрел на часы, подождал три минуты и нажал на кнопку, приводящую в действие таймеры. Заряды взорвутся ровно через восемь часов.
Полковник следил за тем, как лейтенант привел все в порядок, затем покатил тележку обратно к лифту. Еще через две минуты они вышли из здания. У входа стоял капитан, вернувшийся из караульного помещения.
— Товарищ, — обратился он к водителю, — тебе следовало бы помочь пожилому человеку с погрузкой таких тяжестей. Нужно уважать старость.
— Спасибо за заботу, товарищ капитан. — Полковник криво улыбнулся и достал из кармана бутылку водки. — Не хотите выпить?
Поведение капитана мигом изменилось. Грузчик, пьющий на работе — да еще в Кремле!
— Уезжайте, быстро! — резко бросил он.
— До свиданья, товарищ капитан. — Водитель поднялся в кабину грузовика и поехал к воротам. Им пришлось остановиться у тех же контрольно-пропускных пунктов, но документы по-прежнему были в порядке.
Выехав из Кремля, грузовик свернул на проспект Маркса и направился по нему до штаб-квартиры КГБ, расположенной на площади Дзержинского, в доме номер два.
Крофпюн, штат Мэриленд
— Где дети?
— Спят. — Марта Тоуленд обняла мужа. На ней было одето что-то прозрачное и привлекательное. — Они плавали у меня весь день, и им очень хотелось спать. — Шаловливая улыбка. Боб вспомнил, когда впервые увидел эту улыбку, на Сансет-Бич, в Оаху. Она несла тогда доску для серфинга и была в бикини. Марта по-прежнему любила воду, и бикини все еще хорошо смотрелось на ее красивой фигуре.
— Чувствую, это детали хорошо обдуманного плана.
— У тебя подозрительность профессионального шпиона -Марта прошла в кухню и вернулась с бутылкой красного вина и двумя бокалами. — Почему бы тебе не принять сейчас горячий душ и немного не отдохнуть. А после этого мы могли бы расслабиться.
Предложение звучало крайне заманчиво, а то, что последовало дальше, более чем не разочаровало.